Чосер, в отличие от Ленгленда, жил совсем по-другому: он получил денежный дар от короля, вдобавок тот пожаловал поэта ежедневным кувшином вина из королевских погребов. Чосер женился на Филиппе, сестре Екатерины Суинфорд, и этот брак позволил им обоим войти в дом герцога. «Книга герцогини» была красивой элегией в честь первой жены Иоанна Гентского — Бланки, всеми любимой дамы, умершей в 27 лет, но успевшей родить мужу семерых детей. Хотя выбор языка произведения показался странным, автор поэмы не утратил расположения окружающих. В 1373 году его послали в Италию с дипломатической миссией — заключить коммерческий договор с дожем Генуи и провернуть «секретную сделку» во Флоренции. В этом году Боккаччо читал во Флоренции лекции о творчестве Данте. Чосер вернулся с новыми впечатлениями, но эпическому произведению «Троил и Хризеида», источником для которого послужила поэма Боккаччо, нужно было дожидаться, пока Чосер не вернется с переговоров о заключении мира с Францией.

Поэты и писатели часто выступали в качестве послов, поскольку их риторические способности придавали изысканность речи, что и требовалось в таких случаях. Петрарка исполнял для Висконти роль посланника или, по крайней мере, украшал собой ту или иную миссию. При переговорах с папой Боккаччо выступал от имени Флоренции, а поэт Дешан служил Карлу V и его преемнику. Дипломатия была церемониальной многословной процедурой, большое внимание уделялось юридическим тонкостям и вопросам чести; возможно, это и было одной из причин, почему так часто не удавалось прийти к соглашению.

Продолжительные переговоры 1377 года познакомили де Куси со всеми особенностями сложных взаимоотношений Англии и Франции. На этих встречах обсуждали предложения и контрпредложения, запутанные сделки, трудные вопросы относительно Шотландии, Кастилии, Кале, а также новую династию в Аквитании под управлением сына Эдуарда III. Тот попробовал отречься от связей с Англией, а когда ему это не удалось, потребовал раздела или обмена феодов и затеял игру, разобраться в которой было не легче, чем в игре в тавлеи. Как и всегда с тех пор как началась война, папские нунции принимали деятельное участие в переговорах в качестве посредников. Хотя преимущество было за французами, англичане из-за слабости и нерешительности не могли прийти ни к какому соглашению, даже к будущему бракосочетанию принца Ричарда и Марии — семилетней дочери короля Карла.

Первые переговоры оказались безрезультатными и были прерваны, а месяц спустя возобновлены. Перемирие, срок которого истекал 1 апреля, продлили на месяц с тем, чтобы снова начать переговоры. Послы серьезно и долго работали. Какова была роль де Куси и какова роль Чосера? Их речи не сохранились, письменных свидетельств не осталось, поскольку дискуссии, особенно те, на которых речь шла о браке, были засекречены. Карл отдал распоряжения своим посланникам — «король не хочет обсуждать бракосочетание, но если англичане поднимут этот вопрос, выслушайте, что они скажут, а после доложите королю».

Французы сделали много предложений, в том числе дали названия двенадцати городам в Аквитании (находившейся во владении Англии), если Эдуард вернет Кале и все то, что он забрал в Пикардии; либо это, сказали они, «либо ничего». Англичане упрямо отказывались, считая, что до тех пор, пока удерживают плацдарм в северной Франции, они смогут отвоевать свои потери.

Дома — в Англии — в это время произошел еще один кризис. Ланкастер подавил его, но далеко не погасил недовольство народа. Новый парламент, сформированный герцогом, послушно выдал субсидии в январе. Епископы были не так сговорчивы, их мишенью стал Уиклиф. Он пока не сообщил прилюдно об отрицании святого причастия и клириков, но его заявление о гражданской власти и лишении клириков дохода отдавало явной ересью. Хотя призыв Уиклифа к наказанию священников, совершивших прегрешения, и его антипапизм клирики поддержали, однако они не захотели покорно дожидаться, пока их лишат доходов. Архиепископ Садбери и лондонский епископ Кортни в феврале призвали к себе Уиклифа, чтобы потребовать от него отчета за распространяемую ересь. Периодически повторявшаяся борьба между короной и церковью разыгрывалась снова, и на сей раз скандал произошел в соборе Святого Павла.

Ланкастер надеялся дискредитировать епископов с помощью мирян. На помощь Уиклифу он призвал четырех магистров теологии и сам явился в собор вместе с маршалом сэром Генри Перси и вооруженной свитой. В собор набился взволнованный народ, возмущенный слухами о том, что Ланкастер хочет доверить маршалу исконное право города поддерживать общественный порядок. Люди разгневались еще больше, когда вооруженные стражники стали расталкивать их в стороны, освобождая дорогу герцогу и маршалу. После того как Кортни отказал герцогу, потребовавшему стул для Уиклифа, началась перебранка. Молодой и энергичный епископ, сын графа и потомок Эдуарда I, не намерен был слушаться приказов у себя дома.

«Я заставлю подчиниться и вас, и всех остальных епископов», — прорычал Ланкастер. Толпа зашевелилась, послышались злобные выкрики; Ланкастер пригрозил арестовать нарушителей порядка, на что Кортни ответил, что если герцог сделает это в храме, то будет отлучен от церкви. Слышно было, как герцог произнес: «Еще что-нибудь в этом роде, и я вытащу тебя из собора за волосы». Толпа рассвирепела, и герцог с маршалом благоразумно решили удалиться. Уиклиф даже ничего не сказал. Ланкастеру удалось прервать допрос, что и было его целью, однако, сделав это, он еще больше озлобил народ, но не против священников, а против самого себя.

Лондон кипел и при известии, что Перси арестовал человека за то, что тот оскорбил герцога, взорвался. Собравшаяся толпа в воинственном настроении кинулась к Савойскому дворцу, по пути им попался священник, который оскорбительно высказался о Питере де ла Маре, и люди забили его до смерти. Вот так же двадцать лет назад марсельская толпа убила несчастную жертву, попавшую ей под горячую руку. Ланкастер и Перси в это время во дворце завтракали устрицами, их предупредили о случившемся, и они бежали — взяли лодку и по Темзе добрались до дворца уважаемой всеми принцессы Уэльской и ее сына, где никто не осмелился бы к ним подступиться. Епископа Кортни тоже предупредили. Опасаясь катастрофы, за которую его могли бы осудить, он поспешил к Савойскому дворцу и успокоил толпу.

После побега и унижения Ланкастер потребовал, чтобы город принес ему официальное извинение. Принцесса попросила горожан примириться ради нее с герцогом, власти Лондона заплатили за свое поведение тем, что освободили Питера де ла Мара, а духовенству вернули должности канцлера и казначея. Но в итоге противодействие между сторонами только усилилось, и впоследствии это не лучшим образом сказалось на государстве.

В связи со скандалом в соборе Святого Павла к рассмотрению дела Уиклифа так и не приступили. Английские прелаты, разрывавшиеся между клерикальными интересами и чувством патриотизма, возможно, были довольны, что так все получилось, но о папстве этого сказать было нельзя. В мае Григорий XI издал пять булл, адресованных английскому епископату, королю и Оксфордскому университету, в них он клеймил прегрешения Уиклифа и требовал его ареста. Все дискуссии о еретических доктринах должны были быть прекращены, а все те, кто его поддерживал, — уволены со службы. Новый парламент при этом пребывал в постоянной оппозиции к папе; король, бормотавший только о соколиной охоте и не думавший о спасении души, уже умирал. На какой-то момент Англия застыла в тревожном ожидании смены власти, и тут епископы все-таки начали процесс против Уиклифа.