Переговорщики провели последнюю встречу в мае в Монтрее. Заседание проходило в старинном замке, западные бастионы которого были обращены к морю. В переговорах принимали участие канцлеры обеих стран — Пьер д’Оржеман от Франции и епископ Сент-Дэвид от Англии. В открытом судебном заседании долго обсуждались условия. Карл хотел, чтобы вторая сторона официально приняла его последнее предложение, и ждал твердого ответа. Он его не получил. Соглашаясь с тем, что многое оставалось в руках англичан, он настаивал на суверенитете других частей Франции, в особенности Кале. Англичане уклончиво отвечали, что им нужно посоветоваться, они, мол, должны донести до короля условия французской стороны. Как вскоре выяснилось, французы в этот момент начали подготовку к войне. За время переговоров в Париже скончалась маленькая принцесса Мария, так что вопрос бракосочетания отпал сам собой. Переговоры прервались, и не было назначено ни места, ни даты другого заседания, не заключили и нового перемирия.

Когда английские переговорщики прибыли домой, король Эдуард тоже умер, произошло это 23 июня, в предпоследний день перемирия. Юбилейный год правления короля прошел незаметно, да и смерть не обратила на себя особого внимания. Эдуард умер, оставленный своими миньонами, включая и Алису Перрерс; рассказывают, что перед отъездом она сняла все кольца с пальцев мертвого короля. На трон взобрался десятилетний мальчик, ознаменовав тем самым время раздоров, перевалившее и на следующий век и подтвердившее предупреждение Ленгленда, взятое им из Священного писания: «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок».

Изабелла де Куси, вызванная в апреле из Франции по «неотложному делу»[12], находилась возле постели отца, когда тот скончался. Незадолго до конца она направила с этой новостью курьеров к мужу и сообщила, что необходимо обсудить «важные вопросы».

Для Ангеррана де Куси проблема заключалась не просто в вассальной зависимости. Родственные связи в то время имели огромное значение. К тому же, как кавалер ордена Подвязки, он был связан обетом. Отречься от вассальной верности, родства, дружеских отношений — задача нелегкая. Другие знатные господа, такие как капталь де Буш и Клиссон, переходили с одной стороны на другую, но это были, в основном, гасконцы, бретонцы или валлонцы, а они не ощущали себя ни чистыми французами, ни англичанами. Взять хотя бы сенешаля де Куси — храброго каноника де Роберсара: он становился англичанином, пока в шестидесятых годах был в Англии вместе с де Куси. Принеся клятву Эдуарду III, он вместе с армией Ланкастера спокойно вернулся грабить Пикардию, которую несколькими годами ранее ревностно оборонял. Он был, однако, уроженцем Эно.[13]

Де Куси не мог принимать большего участия в делах своей страны, поскольку ранее он соблюдал нейтралитет. Ему необходимо было встать на чью-то сторону, и он, без сомнения, хотел это сделать. Во времена французского возрождения возрос патриотизм. Во многих городах Пикардии, Нормандии и Аквитании, отвоеванных Карлом V, торжествовали победу. В стихотворной аллегории 1376 года «Сновидение садовника» рыцарь восклицал: «Ни Роланд, ни Артур, ни Оливье со своим оружием не совершали таких подвигов, какие свершили вы своей мудростью, властью и молитвами!» — и, как мог бы добавить автор панегирика, с помощью весьма убедительного аргумента — денег. «Когда вы взошли на трон, мечи и гордыня ваших врагов вознеслись до небес. Благодарение Господу, вы сломали их мечи и унизили их».

В военном противостоянии с Англией у французов родилось чувство национального самосознания. В диалоге французского и английского солдат, написанном около 1370 года будущим кардиналом Пьером д’Альи, англичанин утверждал, что, по крайней мере, Нормандия должна принадлежать Англии, потому они здесь в своем праве. «Успокойся! — восклицает француз. — Это неправда. На этом берегу моря вы ничего не удержите, разве только силой; море есть и должно быть вашей границей». Это была новая идея. Обязательства вассала и династические браки до сих пор являлись формой лояльности, но страна обретала доминантное значение. Французский аристократ уже не мог без зазрения совести вступить в английскую армию и напасть на родную страну. Де Куси не мог более проявлять свою верность по другую сторону Ла-Манша.

Через два месяца после смерти короля Эдуарда Ангерран де Куси обратился к Ричарду II с официальным отречением от вассальной зависимости. Обращение это датировано 26 августа 1377 года и представлено Ричарду несколькими лордами и оруженосцами, посланными де Куси для засвидетельствования вручения документа. В письме он отзывал «альянс», который заключил с «моим высокочтимым господином и отцом, недавно почившим королем (да будет милостив к нему Господь)», и продолжал:

«Случилось так, что между королем моей страны и Вашей началась война, о чем я сожалею более всего на свете и что страстно желал бы исправить, но мой король приказал, чтобы я служил ему и исполнял свой долг. Вы знаете, что я не могу не повиноваться, а потому буду служить ему до конца.

А посему, высокочтимый и могущественный господин, дабы никто не мог сказать обо мне дурного слова или усомниться в моей чести, я и сообщаю Вам это и возвращаю все, что получил от Вас на правах вассала.

Добавлю еще, высокочтимый сир, что мой достопочтенный господин и отец был настолько милостив, что удостоил меня чести находиться в самой благородной компании и наградил меня орденом Подвязки, а посему осмелюсь попросить Вас, высокочтимый сир, взять на мое место кого Вам будет угодно, а меня прошу извинить».

Двойной альянс был разрушен. Становясь «добрым и верным Французом», де Куси выбрал национальность, даже если этого слова тогда еще не существовало. В этом выборе было нечто примечательное: он расстался не только с английской собственностью, но и с женой. Обычно пишут, что он чувствовал себя обязанным расстаться с нею, чтобы свободно выбрать Францию, но это стало бы необходимо, если только Изабелла отказалась бы пожертвовать своими английскими владениями. При отречении от вассальной зависимости собственность подлежала конфискации. Все, что нам известно об Изабелле, указывает на то, что это и был решающий момент. Ее маниакальная экстравагантность, невротическая зависимость от дома и от расположения отца — которую она, возможно, надеялась распространить на своих братьев и племянника — и неуверенность во Франции дают основание предположить, что расставание было ее выбором, а не выбором мужа.

Что испытывал де Куси к своей тщеславной, испорченной, эгоистичной, своевольной жене — любовь или безразличие, — история умалчивает. Судя по тому, что известно о ее темпераменте, она не была любимым Плантагенетом, и сведений о ней сохранилось мало. В любом случае, она вернулась в Англию и осталась там со своей младшей дочерью Филиппой, которая сызмальства жила на родине. Все английские владения ее мужа — «имения, деревни, правительственные награды, территории, города, животные, фураж, движимое и недвижимое имущество» — были конфискованы короной и переданы в управление Изабелле, архиепископу Йоркскому, двум епископам и четырем другим членам комиссии. Поскольку женщинам не возбранялось владеть собственностью, такой расклад указывает, что братья Изабеллы ей не доверяли. По условиям договора, доходы с собственности должны были выплачиваться попечителями «до тех пор, пока она остается в Англии».