Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но он человек».
— Да, человек. Как и большинство величайших талантов современности, раз уж наш народ начал уходить из этого мира. Если нас вообще можно спасти, спасителями будут именно люди, которые умеют это делать.
Изображение отца скривилось, как от боли.
— Я знаю, что тебе не нравится об этом думать, папа, но наша судьба сейчас в руках других. Вуаль под угрозой, и если мы уйдем с поля боя, это даст лишь временную отсрочку. Война найдет нас даже в Сокрытом Королевстве. Мы не будем в безопасности.
«Сейчас за изгнание голосуют четыре Дома. На прошлом собрании Дом Амерлейна отдал свой голос Денеллину и остальным».
Сердце Танит оборвалось, хоть новость и не была для нее неожиданной.
— Берек стар, — вздохнула она. — Он хочет провести оставшиеся годы в тишине и спокойствии, а не в гуще битвы. Я могу понять его решение.
«Еще один голос за изгнание, и тесть окажется в западне. Королеве придется принять решение, а я знаю, что она предпочтет покой. Мы ведь не воины, дочь моя».
— Я знаю. Но есть враги, с которыми должны сражаться даже мы. Цена за бездействие слишком высока.
«Ох, Танит, — засмеялся ее отец. — Когда ты взойдешь на место Высокой, ты сотрясешь весь Белый Двор до основания. Я лишь надеюсь дожить до этого дня. Когда же ты вернешься домой, дочь моя? Астолар без тебя опустел».
— Папа, я приеду, как только смогу, обещаю тебе. Но пока что я нужна здесь.
«Надолго?»
— Еще на несколько дней. Физические раны были страшными, но, похоже, леанцев не так легко убить, и тело его исцеляется. Я больше боюсь за его дар.
«Он силен, этот леанец?»
— Возможно, он сильнейший из всех, кого я знала. Я только однажды мельком заглянула в него, но не увидела пределов его дару.
«А он знает об этом?»
— Нет, хотя и подозревает, что одарен сильнее, чем пока что сумел постичь. Но даже если бы он знал об этом, то не стал бы соваться в зубы опасности. Он не впервые сталкивается с разрушителем.
Голос Танит дрожал, и даже дым яррового корня не мог смягчить надрыв.
— Его практически разорвали на куски. Я держала его, а он кричал у меня на руках, пока не потерял сознание. Я убаюкивала его разум в ладонях, спасала от безумия, а вокруг меня искрился его дар… как поверхность озера под тремя лунами. Мы не можем его потерять. Он чрезвычайно важен для ордена, что в конечном итоге делает его важным для всех. Я должна исцелить его, папа. Должна.
Отец молчал, давая Танит время справиться с чувствами. А затем мягко сказал:
«Но он ведь не просто один из твоих пациентов, не так ли? У тебя возникла привязанность к нему».
— Даже если и так, у другой больше прав на него, чем у меня.
«Он тебе небезразличен».
— Мне небезразлично то, что случится с этим миром, если он умрет. — Горячность только подчеркнула ее слова. — Он может оказаться ключом, который нужен для сохранения целостности вуали. Мы живем на границе двух королевств, папа, и наша страна существует, только пока держится вуаль. Если ее сорвут, как, я боюсь, и собирается поступить разрушитель, у нас вообще ничего не останется.
«Я это знаю. — Отец Танит вздохнул. — Как ни горько это осознавать. Что ж, хорошо, дочь моя. Ты должна исполнять свой долг, и я тоже. У каждого из нас своя битва, твоя — с леанским щитом и мечом, моя — с залом совета. Пусть нас хранят благосклонные духи! — Призрачные ладони поднялись в знаке благословения, и он наклонился к ней. — Сладких снов, дочь моя».
— И тебе, отец мой. Я приеду, как только смогу, обещаю.
«Хорошо. Я знаю, что Аирлин с нетерпением тебя ждет».
— Я в нем не сомневаюсь.
«Ты уже обдумала его предложение?»
— Папа, мне пока не нужен муж.
«Аирлин стал бы помощником Дома и хорошим мужем».
— Он не принес бы с собой ничего, кроме амбиций. Аирлин метит на место Высокого и видит во мне лишь ступеньку к этой цели.
«Ты слишком поспешна в суждениях, Танит. Прошу, хотя бы обдумай его предложение руки и сердца. Я не хочу, чтобы ты осталась одна после моей смерти».
Она сдержала вздох, потому что в его иллюзорных глазах светилась настоящая боль.
— Хорошо, я подумаю, но прошу, не заверяй его ни в чем. Я сама выберу себе мужа, когда придет время.
Изображение отца вздрогнуло, словно ему стало неловко.
«Наша кровь слабеет, Танит. Ее следует хранить в чистоте. И я не позволю тебе вступить в нечистый союз».
— Наше наследие переходит по женской линии. Моя дочь в любом случае не будет изгнана из Белого Дома. — Отец вздрогнул от ее зазвеневшего голоса, и Танит смягчила тон. — Не волнуйся. Когда придет время, я прослежу, чтобы астоланское семя принесло плоды на земле Астолана.
«И это должно произойти как можно скорее, дочь моя. Мы должны подумать о следующем поколении, пока есть еще шанс собрать урожай».
— Я помню о своем долге, — заверила его Танит. — Скоро я вернусь, обещаю. А сейчас мне нужно поспать, папа. Я должна отдохнуть перед тем, как снова начну исцелять его. Щит, который я установила в его сознании, вскоре придется обновлять. Он уже вспоминает события, которые должны были храниться за щитом до тех пор, пока он не окрепнет достаточно, чтобы воспринять их.
«Я понимаю. И до тех пор, пока не увижу тебя собственными глазами, желаю тебе удачи».
— И я тебе, папа. Я соскучилась.
Размытое лицо улыбнулось и исчезло, остался только дым. Корень ярры догорел, съежился и почернел. Танит закрыла глаза и глубоко вдохнула его глинистый запах, так глубоко, насколько позволяли легкие. Медитации не будет. Душа до сих пор металась и болела, но отрезать еще кусочек корня Танит не осмелилась. Иначе поутру она будет сонной и медлительной, а перед работой с разумом Гэра подобное непозволительно. Ставки слишком высоки, выше, чем кажется даже Альдерану.
* * *
Гэр знал, что ему снова снился сон, хотя, проснувшись, не мог его вспомнить. Осталось лишь неясное чувство надвигающейся огромной беды, от которого тускнели даже лучи весеннего солнца, косо падающие на его кровать, а чириканье воробьев за окном казалось резким и испуганным. Но в общем и целом он чувствовал себя более здоровым и крепким, чем вчера.
Юноша оттолкнулся руками, садясь на кровати, и раны почти не отозвались болью на это движение. Вдохновленный успехом, Гэр поставил ноги на пол и осторожно поднялся. Но тут же потерял равновесие и вынужден был сесть. Только со второй попытки, держась одной рукой за столбик кровати, а другой за прикроватную тумбочку, он смог стоять достаточно устойчиво.