ухода Ацилия обстановка разрядилась. Гости вернулись к трапезе, музыканты, оживлявшие ее, вновь заиграли на своих инструментах. Все расслабились. Только Эмилия безмолвно и безучастно смотрела в невидимую точку. Она любила Ацилия и знала, что ее муж, теперь уже бывший муж, упрекал отчима справедливо, хотя, конечно же, неудачно выбрал для этого время. Эмилия была беременна и разведена; у ребенка не будет отца. А еще она была испугана. И на всякий случай не открывала рта.

– Не слишком ли ты был… суров с Ацилием? – осмелился спросить Долабелла. – В конце концов, он член твоей семьи… Был им, – вовремя поправился он.

– Нет, мой друг. Я не был суров. Я был строг, но действовал разумно, имея в виду интересы государства, – возразил Сулла. – Если я так резко пресекаю разногласия внутри своей семьи, все те, кто не принадлежит к ней, дважды подумают, прежде чем спорить со мной, так ведь?

– Несомненно, ты прав, – кивнул Долабелла, пока раб подливал ему вина. – Так что же, все дела теперь доделаны?

И снова Сулла ответил на вопрос не словами: теперь у него была падчерица, которую предстояло выдать замуж. Конечно, первым делом – развод, но это решится к утру: если ты диктатор, тебе намного проще разбираться с законом. Главное, что Эмилия… доступна. Отличный повод для укрепления связей, заключения выгодных политических союзов. Сулла имел надежных сторонников, таких как Долабелла, но в Риме водились и другие орлы, летавшие весьма высоко: было бы неплохо держать их при себе, связав брачными узами.

Под внимательным взглядом Долабеллы диктатор медленно повернул голову и остановил взгляд на одном из почетных гостей – Помпее, который растянулся на соседнем ложе.

Он торопливо размышлял, перебирая в уме события и действия, которые тщательно обдумал и взвесил. Последний прогон перед вынесением окончательного решения: Помпей был одним из стремительно возвышавшихся молодых сенаторов. Некогда он отличился на поле боя. За жестокость и безжалостность в войне против союзников ему, юному патрицию с безграничным честолюбием, дали прозвище adulescentulus carnifex, «молоденький мясник». Сулла знал, что делает: именно таких людей он желал иметь в своем окружении. Приближалась старость, и он собирался насладиться годами спокойствия, предшествующими смерти. Для сплочения Рима вокруг правящего сословия сенаторов-оптиматов требовались сильные, безжалостные люди, способные хладнокровно карать, казнить без суда и следствия, а если необходимо – развязать кровопролитную войну. Во время недавней гражданской войны у Помпея хватило здравого смысла встать на сторону Суллы; он ловко и сноровисто распоряжался тремя легионами, сражавшимися с войсками Мария и остальных популяров. И наконец, Помпей был не обычным изнеженным аристократом, а homo novus: его отец стал первым в роду, кто попал в Сенат. Помпеи не страдали родовой спесью, как большинство присутствовавших на пиру гостей и оптиматов в целом. Для этого честолюбивого легата и государственного мужа родство с Суллой означало бы серьезное продвижение на служебном поприще, его cursus honorum выглядел бы отныне многообещающим в рядах самых закоренелых поборников старины.

Помпей почувствовал, что взгляд Суллы устремлен на него, и выдержал этот взгляд без высокомерия, сдержанно и доброжелательно. Как будто читал его мысли. По правде говоря, он во многом разделял убеждения Суллы. Но в присутствии всемогущего диктатора следовало проявлять благоразумие, и он терпеливо ждал, пока тот не заговорит первым.

– Ты, Гней Помпей, возьмешь в жены мою дочь Эмилию.

Не дожидаясь согласия, Сулла отвел взгляд от того, кого выбрал в зятья, и обратился к рабам, требуя принести еще вина и еды для всех гостей, потому что в семье ожидалась новая свадьба. О том, что Помпей уже женат, не было сказано ни слова.

Эмилия вздохнула. Она не испытывала никаких чувств к избраннику отчима, но брак с одним из ближайших союзников Суллы внушал некоторые надежды. Ребенок, которого она носит во чреве, будет защищен: это ее успокаивало.

Помпей размышлял, потягивая вино. Он не дал согласия на предложение Суллы, но было очевидно, что диктатор не примет отказа. Сам Помпей был женат на Антистии. Этот брак также был заключен по расчету и поначалу выглядел как сделка. Помпей помнил, что его обвинили в злоупотреблениях и растрате при разделе трофеев, доставшихся римлянам после разграбления Аскула. Его могли судить и сурово наказать, поскольку при распределении военной добычи не были соблюдены римские законы и обычаи. Оставалось одно: не дожидаясь разбирательства, после недолгого ухаживания жениться на Антистии, дочери председателя суда, перед которым он должен был предстать.

Помпей глотнул вина. Его хитрость удалась на славу: все обвинения были сняты. Но неожиданно он полюбил молодую женщину, которая оказалась хорошей супругой. Ему вовсе не хотелось ее бросать, не говоря уже о том, что это было бы вопиющей несправедливостью по отношению к ней. Однако возражать Сулле значило нарваться на крупные неприятности.

Гней Помпей поднял кубок и воскликнул:

– За мой счастливый союз с Эмилией, дочерью Луция Корнелия Суллы, диктатора и спасителя Рима!

– Замечательно сказано! – отозвался Сулла, тоже поднимая кубок. Его примеру последовали остальные гости.

Все выглядели счастливыми.

Антистии рядом не было.

Помпей смотрел в никуда. Сегодня он не вернется домой – переночует у кого-нибудь из друзей, также сидевших за столом у Суллы, и сообщит Антистии о разводе письмом. Женщины впечатлительны, особенно в подобных вещах, и Помпею не хотелось вдаваться в ненужные объяснения. Антистии придется покинуть дом, он же вернется несколько недель спустя – возможно, уже с Эмилией в качестве новой супруги.

– А теперь? – тихо спросил Суллу Долабелла. – Все дела завершены, и притом удачно, не так ли?

Но Сулла решительно покачал головой.

– Нет, – сказал он, – осталось еще одно дело, но в другом месте.

– Что же это за дело? – полюбопытствовал Долабелла.

– Цезарь, – отрезал Сулла.

Долабелла наморщил лоб, искренне удивившись:

– Цезарь? Гай Юлий Цезарь? Ты имеешь в виду этого мальчика? Но он никто. Он не участвовал ни в одном походе, не выступал ни на одном суде, люди даже не знают, умеет ли он говорить. Тебя действительно беспокоит этот юноша… если не ошибаюсь, девятнадцати лет?

– Восемнадцати, – поправил его Сулла, который успел собрать все сведения о молодом человеке, ставшем предметом их разговора, и добавил: – И он фламин Юпитера.

– Фламин Юпитера? – От удивления Долабелла даже растерялся. Неужели Сулла впал в беспамятство и у него начиналось бредовое расстройство? – Но этот сан не предполагает какой-либо власти.

– Фламин Юпитера – почетная должность, его уважают и плебеи, и знать, и вообще весь народ, – возразил Сулла.

– Его назначили Марий и Цинна, вожди популяров. Если это так беспокоит тебя, отмени назначение. Отныне у тебя есть полная власть. Неограниченная.