короли были бедняками по сравнению с русским царем. Ковры были столь ценны, что никто другой не смог бы себе позволить иметь подобные. Они были специально сотканы мастерами с Ближнего Востока, которые потратили на это всю свою жизнь.

А что же делали люди? Они распределяли… они разрезали те ковры — потому что как иначе можно распределить те огромные ковры, созданные для огромных залов? Люди отрезали столько, сколько им удавалось — кусочек, что-то вроде сувенира.

Там были живописные полотна — люди срывали их со стен. Кто-то уносил даже рамки, потому что они были сделаны из золота, чистого золота, цельного золота. Но сами полотна были намного дороже золота; рамка была только рамкой. Кто-то другой… но это была такая толпа. Нельзя было единолично владеть всей живописью, нашлось много людей, которые старались отрезать себе кусок, владеть им.

Есть одно место в книге, где Джон Рид говорит: «Я просто смотрел — что творится? Это и есть распределение? Это разрушение! Никто ничего не получает, а прекрасный дворец разрушен. Безумно дорогие статуи были разбиты. Люди ломали на части большие люстры и растаскивали по кускам. Никто не мог остановить их, это уже толпа. Где же руководители? Но кто же в такой ситуации будет слушать руководителей?»

И это происходило по всей стране. Он видел, что везде поджигали дома. Вся царская семья, включая шестимесячного ребенка, — всего девятнадцать человек, — была сожжена заживо. Какова была вина этого шестимесячного младенца? Только то, что он родился в царской семье? Так это случайность — он мог бы быть кем-нибудь усыновлен. И что за причина была убивать царя?

Вы собирались распределять богатство, а не убивать людей. И теперь царь больше не царь, теперь вы у власти: а он никто, просто арестант. Что за смысл убивать тех людей — женщин, старых женщин, детей, — у которых ничего не осталось? У них отняли все — что, и жизнь тоже надо отнять?

Я помню, одно время в Джабалпуре… Джабалпур был одним из самых уязвимых городов по части стычек между индусами и мусульманами, потому что и та, и другая общины были примерно равны по численности. И что странно, город разделился таким образом, что в одной половине обосновалась мусульманская община, а в другой половине индусская. Поэтому стычки между общинами были делом простым и происходили часто. Подобные столкновения случались каждые два-три года.

Любой может начать подобную войну, это очень просто. Кто-то может просто начать играть на флейте перед мечетью, а затем скрыться. Этого достаточно! Музыки перед мечетью достаточно, чтобы начать бойню, в которой будут убиты сотни людей, будет сожжено много домов. Или ночью убить корову перед индусским храмом, а утром уже можно ожидать войны. Это был чей-то… если кто-то финансово заинтересован в подобных стычках, он это сделает. А затем дело продолжит толпа.

Я был в книжном магазине… он был на первом этаже, я оттуда мог видеть, что происходило на улице. И не было никакой возможности покинуть магазин, поэтому я был вынужден просто стоять и смотреть. Через дорогу находился крупнейший в Джабалпуре магазин часов, и я видел, как люди растаскивали часы.

Один человек, последователь Ганди, пытался говорить: «Не деритесь! Индусы и мусульмане — братья. Махатма Ганди учил нас, что все религии равны.» Но он тоже видел, как люди растаскивали вещи; никто его не слушал.

Кого заботят подобные речи в месте, где можно бесплатно получить красивые часы или что-то еще? И это было ваше, вы это сами нашли. И в конце я вижу этого человека… ничего уже не осталось, только старые высокие напольные часы, которые были настолько тяжелы, что никто на них не позарился; этот человек их нес.

Я вынужден был спуститься вниз, я спросил: «Что случилось?»

Он сказал: «А что делать? Никто меня не слушает, я остался один. Поэтому я подумал: „Проповедь я снова могу прочитать, а часы там остались всего одни“».

«Но, — сказал я, — вам не пристало так вести себя. Вы последователь Ганди, вы одеты в белую накидку Ганди».

Он сказал: «Все это так, но не следует также и упускать свой шанс». Кто будет слушать лидеров и их проповеди, когда на арену вышла толпа? Тогда все — сплошные разрушения и пожар.

Поэтому я не думаю, что они в России были способны что- то распределить. Да, они смогли разорить те два процента населения. И девяносто восемь процентов чувствовали себя безмерно счастливыми; и после этого они уже никому не завидовали, потому что все люди были одинаково бедны.

Революцию такого сорта я не могу называть революцией, это ничто. Это подобно тому, что вы, насытившись одной системой, одной тюрьмой, стремитесь в другую; это только смена тюрем. Поэтому я использую слово бунт, чтобы подчеркнуть разницу.

Бунт индивидуален.

Революция коллективна.

Для русской революции необходима коммунистическая партия. Без коммунистической партии революция свершиться не может. Чтобы быть бунтарем, вовсе не нужно сначала организовывать коммунистическую партию.

Бунтарем можно стать в тот самый момент, когда вы поймете, что общество оказывает на вас давление; что эта мисс Мэннерс и всевозможные глупцы заставили вас стать теми, кто вы есть. Это не ваша сущность, это просто нарисованный фасад, и вы повсюду носили с собой свою тюрьму. Вы просто отбрасываете ее. Вы говорите: «К чертям Джудит Мартин и ей подобных!»

Бунт индивидуален.

Следовательно, только очень разумные люди могут быть бунтарями.

Революция — это та же толпа; раньше эта толпа ходила в церковь, теперь она ходит в комитет коммунистической партии. Это та же самая толпа, тот же дух толпы; просто они сменили свою церковь. Теперь их старая троица из Бога, сына и Святого Духа отброшена; они выбрали себе новую троицу. Маркс, Энгельс, Ленин — вот какая у них теперь троица.

У них своя религия — она называется материализм. У них ортодоксальная позиция. Те, у кого был мало-мальски бунтарский дух… например, такой человек, как Керенский, который был премьер-министром Советской России перед революцией.

Он умер в Нью-Йорке десять лет назад. Все эти шестьдесят лет никто не знал, куда он пропал; он держал бакалейную лавку в Нью-Йорке. Он вынужден был исчезнуть из