Только я и Мэлвиз знаем правду: мерзкий тихушник Фред Ласки был Иудой, предателем, он передавал сведения о работе 55-й лаборатории бог знает кому, а когда его обман раскрылся, Ласки не выдержал и трусливо покончил с собой, как какая-нибудь психованная певичка. Всё очень и очень просто: вновь эта гадкая, неблагодарная человеческая природа: голод, страх, секс. В данном случае — страх. Страх заставил Ласки забыть о профессиональном долге и предать и его, Грубера, и Проект, и самого себя. И поэтому никакой шантаж, никакие угрозы Гудвича предательства Ласки не оправдывают. Жаль только, что это был Главный программист, а не какой — нибудь уборщик! Достойно заменить его вряд ли получится: Смит в профессиональном плане явно слабее Ласки!»

Внезапно Груберу ещё раз захотелось взглянуть на Главного программиста: ему показалось, что этим поступком он сможет убить в себе чувство жалости, ещё живущее в нем и окончательно возненавидеть этого старого пердуна, который решил сыграть в истории Бестерленда роль Иуды.

Чарльз видел мёртвого Ласки всего один раз — в его маленьком кабинете, когда ещё ничего не знал о тайной деятельности тихого программиста. Естественно, тогда Грубера охватил приступ скорби, жалости и печали: он почувствовал, как сердце его наполняется настоящим большим горем и плачет по погибшему соратнику…, но потом Мэлвиз рассказал ему всё…, и горе уступило место ненависти.

Однако стоило Чарльзу вспомнить недавние события, вспомнить, каким беспомощным и жалким был вид умершего Ласки, как вместе с воспоминаниями воскрешали первые эмоции: скорбь, жалость, печаль, горечь безвозмездной утраты…

Ему это здорово мешало и Чарли вдруг осознал, что сможет убить в себе всё это, увидев мёртвого Ласки ещё раз. Может быть, посмотрев на предателя другими глазами, он навсегда лишится этого свербящего ощущения скорби, которое неприятно царапало его душу.

«Надо просто привыкнуть к виду мёртвого Иуды-Ласки, — понял Грубер. — И тогда эта смерть станет не «преждевременной кончиной», а тем, чем она должна в данном случае быть — возмездием! А жалость сменится презрением». Сказав себе это, он вышел за дверь и, быстро шагая по тёмным коридорам, направился в медицинский отсек.

3

Спустившись на лифте и кивнув удивлённому заспанному охраннику, Грубер вышел за пределы «секретной зоны». Ещё один этаж по лестнице — и он остановился у дверей медицинского отсека. Открыли ему не сразу. Дежурный врач, тоже заспанный, с трудом подавляя зевоту, пробурчал «Доброй ночи, мистер Грубер, сэр!» и осведомился, что привело шефа сюда в столь поздний час.

— Я хотел бы увидеть… увидеть тело, которое было помещено в ваш холодильник вчера вечером, — стараясь не смотреть на дежурного врача, проговорил Грубер.

— А… ну…, а…, мистер Грубер, оно…, а…, его нет в холодильнике…, — пролепетал врач.

Грубер, несмотря на крайне подавленное состояние, удивился:

— А где же оно?

— А… труп…, а…то есть тело… находится сейчас, а…, в операционной. Там…, а…, там доктор Пилсхоуф его…, а…, рассматривает, — дежурный врач, похоже, совсем «потерялся», обалдев от неожиданного визита «самого босса».

Чарльз, так и не взглянув на него, сказал только:

— Проводите.

Дежурный врач провёл его через холл, потом — по длинному коридору, и, наконец, остановился у широкой двустворчатой двери с надписью «Операционная».

— Я, а… скажу мистеру, а…, Пилсхоуфу, что вы, а…, пришли, мистер Грубер, — снова залепетал врач, но Грубер толкнул двери и вошёл.

— Кто там ещё? — раздался громкий недовольный голос.

Грубер подождал, пока дежурный врач плотно закроет двери, и тихо ответил:

— Не ори, Квентин, это я.

— Чарли? — Пилсхоуф удивился. — В такой час? Что-то случилось?

— Да нет, Квентин, ничего не случилось. Просто решил вот заглянуть к тебе…, соскучился! — неуклюже соврал Грубер.

Пилсхоуф наклонил голову, выражая сомнение.

— Чарли…, а как ты узнал, что я сегодня решил не ехать домой, а заняться кое-чем здесь? Я ведь принял это решение всего час назад!

Грубер замялся. Врать старому университетскому другу — это плохо. Да и бесполезно.

— Да… я… я, собственно, и не ожидал тебя увидеть. Я, понимаешь, пришёл… вон, к нему!

И Грубер взглядом указал на лежащее на столе под простыней тело Фреда Ласки.

— Ах, вот оно что… — протянул Квентин и ненадолго задумался. — Знаешь, что, Чарли… — он указал на кушетку у стены. — Присядем.

Они сели на кушетку. Пилсхоуф помолчал немного, подбирая слова, и заговорил:

— Это хорошо, что ты пришёл, Чарли. И хорошо, что пришёл именно сейчас.

— Почему? — спросил Грубер.

Пилсхоуф вздохнул.

— Видишь ли,… твой учёный…, как бы тебе сказать…

Грубер внимательно смотрел на друга, ожидая окончания фразы. Взволнованный Пилсхоуф сделал над собой усилие и продолжил:

— В общем, твоего программиста… Словом, он не самоубийца! — последнюю фразу врач, казалось, выговорил с большим трудом, после чего тяжело вздохнул и быстро окончил. — Я сильно подозреваю, что его убили, Чак!

У Грубера перехватило дыхание. Он даже не сразу понял весь смысл сообщения Квентина, настолько оно было неожиданным для него. С трудом взяв себя в руки, он стал терзать Пилсхоуфа вопросами.

И Квентин рассказал ему, как взбудоражило его появление в медицинском отсеке трупа Фреда Ласки, известного программиста, которого уже давно никто не видел, так как все знали, что он уехал работать в отделение «Индисофта» в Китае. Мало того, появление этого трупа было объявлено внутренним секретом компании и со всего персонала взяли подписки о неразглашении.

Квентин сразу понял, что дело тут нечисто, но к Груберу не пошёл, зная, что всё это не может происходить без его ведома. Лучше, решил Пилсхоуф, обо всём забыть и жить согласно народной поговорке: «Меньше знаешь — крепче спишь». Однако, когда застёгивали молнию на чёрном мешке перед погрузкой трупа в холодильник, ему вдруг показалось, что он увидел в области поясницы капельку запёкшейся крови.

— Пойми меня правильно, Чарли, я и об этом решил забыть, хотя, сам посуди: откуда у человека, перебравшего снотворного, может взяться свежая кровь на пояснице?

— Да мало ли? — возразил Грубер. — Ударился, падая.

— Ты знаешь, я тоже так подумал и решил: посмотрю, увижу ссадину и… успокоюсь!

Но Пилсхоуф увидел не ссадину, а … след от укола. Причём, от укола, сделанного наспех и очень грубо. Игла (видимо, не самая тонкая) разодрала ткани, образовав ранку, которая и стала причиной кровотечения.

— Так! — хлопнул себя по коленям Грубер. — Интересно!

— Да, очень интересно, — согласился Квентин. — Стало настолько интересно, что я, на свой страх и риск, решил сделать несколько анализов.

Анализы показали, что в трупе Ласки находится так много транквилизатора, что его хватило бы на то, чтобы мгновенно усыпить всех самых здоровых охранников во всём Кампусе «Индисофта».

— Меня еще, — продолжал