– Тогда и Масада тоже жива. – Мира подняла кубок. Я в ответ поднял свой. На какой-то миг вновь воцарилась тишина, но затем Симон тоже поднял свой кубок и что-то сказал по-еврейски. Его слова прозвучали резко, но когда я посмотрел на него, его глаза сверкали как факелы.

Суббота закончилась. Но семья Симона не спешила расходиться. Все они сгрудились вокруг меня. Женщины теребили меня за руку, пылкие юные племянники требовали от меня подробностей обороны крепости, и даже брат Симона, этот суровый патриарх, дружески сжал мне плечо. Мать Симона со слезами на глазах пригласила меня в гости на следующей неделе, правда, уже не в римский дом, а в загородную виллу. Невидимая стена, разделявшая нас, рухнула.

– Извини, если что не так, – сказал я Симону, когда мы с ним остались наедине. – Честное слово, я не хотел испортить вам шаббат.

– Ты ничего не испортил, – заверил он меня. – Наоборот, поведал прекрасную историю. Викс, я тебя знаю уже десять лет, но ни разу ее от тебя не слышал.

– Это было так давно…

– Это было вчера…

Голос его звучал с такой яростью, что я вопросительно поднял брови.

– Но если Рим так поступил с твоей семьей, – спросил он меня со всей страстью, – во имя всего святого, ответь, почему тогда ты ему служишь?

– Единственное, что я умею, это держать в руках меч, – ответил я, не зная, что еще ему сказать. – Для такого, как я, выбор мал: или легионы или арена. Но на арену я больше не хочу.

Симон вперил взгляд в темноту, хотя я был готов поклясться, что он ничего перед собой не видит.

– Несчастные евреи, – голос его звучал одновременно гордостью и негодованием. – Они покинули этот мир по собственной воле.

– Да.

– Чего еще можно себе пожелать?

Я обвел глазами темный атрий. Светильники отбрасывали на стены теплый, желтый свет, апельсиновые деревья в кадках источали нежный аромат. И я подумал, что себе можно пожелать массу других вещей, однако предпочел не спорить с Симоном на эту тему, тем более, учитывая его настроение. Я почему-то подумал о том, что мне предстоит вернуться в Мог, в пропахшую потом казарму, где затем несколько месяцев дожидаться похода в Парфию, и на меня накатилась страшная усталость.

В темноте кто-то взял меня за руку. Я повернулся: на меня смотрело хорошенькое личико с веснушками на носу. Племянница Симона, Мира. Крупный рот, огромные глаза, волосы прикрыты белым платком.

– Спасибо, – сказала она, но не найдя больше слов, лишь покачала головой, которая доставала мне лишь до плеча. Затем, еще раз молча пожав мне руку, она повернулась и зашагала назад в дом. Я посмотрел ей вслед, и мне почему-то захотелось узнать, какого цвета у нее волосы.

Плотина

Человек перед ней исходил потом. Плотине это нравилось. Мужчинам пристало нервничать в присутствии богинь. Именно так и должно быть. А кроме того, это значительно облегчало жизнь самой богине.

Человек облизал пересохшие губы.

– Я ничего не понимаю.

– По-моему, Гай Теренций, ты все отлично понимаешь. – Плотина подтолкнула через стол табличку, чтобы на нее взглянул ее собеседник, пухлый, чиновник в парике. – Мои секретари обратили мое внимание на кое-какие расхождения в цифрах, и я решила проверить их сама. Ты прикарманивал деньги, выделенные на строительство общественных бань.

Гай Теренций обвел глазами стены ее кабинета. В прошлом году Плотина велела снять с них веселые тканые гобелены. Теперь они были голые, как в каком-нибудь храме: никаких украшений, лишь темный африканский мрамор. Плотина догадывалась, как давит сейчас эта чернота на испуганного потного чиновника.

– Госпожа, уверяю тебя…

– Прошу тебя, избавь мои уши от заверений в твоей невиновности, – Плотина помахала рукой, и ее обручальное кольцо сверкнуло в свете лампы. – Телега с лесом здесь, заказ на мрамор там. Но ни то ни другое почему-то не дошло до места. Зато в твои карманы, Гай Теренций, перекочевали несколько сестерциев.

По шее чиновника сбежал ручеек пота.

– Госпожа, – прошептал он, – я уеду из Рима…

– Разве я просила тебя об этом? – императрица посмотрела на себя в зеркало на противоположной стене, над головой у мошенника, и осталась довольна своим отражением. Выражение лица подобающее таким моментам – холодное, неодобрительное, царственное, однако не беспощадное. Именно так она взирала на провинившегося чиновника с высоты своего кресла, чем-то напоминая статую Юноны в храме Юпитера. Та тоже свысока взирала на тех, кто пришел просить ее милости. «Мне не хватает лишь ее диадемы».

– Думаю, ты можешь сохранить свою должность, Гай Теренций, – продолжала Плотина. – Но взамен я попрошу от тебя одну услугу.

– Что угодно, госпожа! – Гай Теренций рухнул на колени.

– Долю тех средств, что ты прикарманиваешь на строительстве бань, – видя растерянное выражение его лица, Плотина улыбнулась уголками рта, – давай разделим пополам. Половина тебе, половина мне. Как ты понимаешь, управлять империей – дело весьма накладное.

Затем они еще несколько минут обсуждали детали, после чего потный чиновник покинул кабинет. Плотина же взяла со стола табличку и аккуратно вычеркнула имя Гая Теренция. Там были и другие имена, но они могут подождать.

Помнится, она страшно нервничала в первый раз. Но с каждым новым разом это давалось ей все легче и легче. Да и вообще, что дурного в том, если зарвавшийся чиновник раскошелится на благое дело? Поступай она так ради своей собственной выгоды, да, ей не было бы никаких оправданий. Но она печется о благе Рима.

Плотина вновь бросила взгляд в зеркало.

– В некотором смысле это мой долг, – сказала она, обращаясь к собственному отражению. – Ведь, согласись, теперь, когда он стал консулом, дорогому Публию требуются средства, и немалые.

Сабина

Сабина дождалась, когда из спальни мужа выскользнет темноволосый вольноотпущенник с плечами Аполлона и на цыпочках удалится по коридору. Как только тот ушел, она распахнула дверь и вошла. Адриан растерянно заморгал. Он лежал на подушках, и на его голых плечах блестели капельки пота. Лампы отбрасывали неяркий свет на смятое покрывало, на высокий лепной потолок, на статую греческого воина в углу, застывшего метающим копье.

– Довольно неожиданный визит, – произнес Адриан, придя в себя.

Облаченная в просторное белое платье, Сабина пересекла комнату и присела на край постели.

– Давай поедем в Афины, – предложила она. От нее не скрылось, что всего за пару минут она успела удивить мужа как минимум дважды.

– Что?

– Забудь про Парфию, – сказала она. – Забудь про то, что ты хотел стать наместником Сирии. Забудь про то, что ты консул. Давай поедем в Грецию. Мы ведь давно уже об этом мечтали. Афины, Коринф, Спарта. Островки с белыми утесами в окружении лазурного моря. Давай сядем на корабль и поплывем в Трою. Лишь бы только уехать из Рима.