– Но теперь ты избавилась от всего этого.

Избавилась ли? Слепой Король пытался управлять ее судьбойтак же, как прежде мать. Хотя его причины были менее эгоистичными, в концеконцов, под его крышей жили Братство, их шеллан и малышка, и всех их стоило защищать.Вот только она боялась, что Роф разделял взгляды ее брата на людей, а именно,что они были лессерами, ждущими призыва на службу.

– Знаешь, что? – спросила она.

– Что?

– Думаю, что могу оставаться с тобой в этом автомобилевечно.

– Забавно… я чувствую то же самое.

Опять щелчки, а затем они свернули направо.

Пока они ехали,  машин становилось меньше, а зданий –больше, и Пэйн понимала, что Мэнни имел в виду, говоря, что ночь улучшает обликгорода; в этих окрестностях не было великолепия. Сломанные окна походили навыпавшие зубы, а грязь, засохшая с торцов складов и магазинов, – на морщины.Отметины, появившиеся от гниения, по воле случая или из-за вандализма, искажалито, что когда-то, несомненно, было гладким фасадом, яркие, свежие рисункиисчезали, расцвет молодости давно проиграл стихиям и течению времени.

И люди, стоявшие в тени, были не в лучшем состоянии. Всморщенной одежде цвета тротуара и асфальта, казалось, на них давит что-тосверху, будто невидимая сила поставила их всех на колени… и так и будет ихдержать.

– Не волнуйся, – сказал Мануэль. – Двери заблокированы.

– Я не боюсь. Мне… тоскливо, почему-то.

– Это городская нищета.

Они проехали мимо очередной гниющей, едва служившей крышейкоробки, занятой двумя людьми, делившими одно пальто. Она никогда не думала,что найдет что-то ценное в угнетающей идеальности Святилища. Но, может, ее матьсоздала пристанище, чтобы защитить Избранных от подобных видов жизни… как эти.

Но скоро окружение немного улучшилось. А после этого Мануэльсвернул с дороги на участок, параллельный растянувшемуся новому зданию,которое, казалось, занимало довольно много места. Повсюду огни на возвышающихсярукоятях отбрасывали приятный свет на приземистое строение, блестящие крышидвух припаркованных машин и подрезанные кусты, окаймлявшие аллеи.

– Вот и приехали, – сказал он, остановившись и повернувшиськ ней. – Я представлю тебя как свою коллегу, ладно? Просто подыграй.

Она ухмыльнулась:

 – Я попытаюсь.

Они вышли вместе, и… о, воздух. Такой сложный букет хорошегои плохого, металлического и сладкого, грязного и божественного.

– Мне это нравится, – сказала она. – Мне это нравится!

Она раскинула руки и закружилась, вертясь на ногах, обутыхкак раз перед отъездом из особняка. Остановившись и опустив руки, чтобы те передохнули,Пэйн осознала, что Мануэль смотрит на нее, и ей пришлось засмеяться отсмущения.

– Прости. Я…

– Иди сюда, – прорычал он, его веки были низко опущены,взгляд был пламенным и собственническим.

Пэйн тут же возбудилась, ее тело вспыхнуло. И каким-тообразом она поняла, что не нужно торопиться, приближаясь к нему, что надо потянутьвремя и заставить его ждать, даже если не долго.

– Ты хочешь меня, – протянула она, когда они оказались лицомк лицу.

– Да. Черт, да. – Он обхватил ее талию и резко притянул ксебе. – Давай сюда свои губы.

Что она и сделала, обернув руки вокруг его шеи, слившись сего крепким телом. Поцелуй так и источал собственничество с обеих сторон, и,когда  закончился, Пэйн не могла прекратить улыбаться.

– Мне нравится, когда ты требователен, – сказала она. – Явспоминаю душ, когда ты…

Он издал стон и оборвал ее, нежно прижав руку к ее губам:

– Да, я помню. Поверь мне, я помню.

Пэйн чуть облизнула его ладонь:

– Ты снова сделаешь это со мной. Сегодня.

– Я буду таким везунчиком.

– Будешь. Как и я.

Он чуть засмеялся:

– Знаешь, что? Мне нужно надеть одно из своих пальто.

Мануэль вновь открыл дверь и наклонился в машину.Вернувшись, он надел выглаженную белую куртку, на отвороте которой курсивомбыло написано его имя. И по тому, как он застегивал две половины, она поняла,что он пытается скрыть реакцию своего тела на нее.

Жаль. Ей нравилось видеть его в таком состоянии, гордого ивозбужденного.

– Пойдем, давай зайдем внутрь, – сказал он, беря ее за руку.А потом себе под нос он, казалось, добавил: – Пока я не кончил в…

Когда он  прервал предложение, Пэйн оставила улыбку там, гдеона появилась -  у нее на лице.

При более близком изучении казалось, что здание былоукреплено для осадного положения, с расчетливыми решетками на окнах и высокимзабором, растянувшимся на большое расстояние. Двери, к которым ониприближались, также были ограждены решеткой, и Мануэль даже не стал дергать ихза ручки.

Логично обезопасить здание, подумала она. Учитывая, каквыглядела большая часть города.

Мануэль нажал на кнопку, и резкий тихий голос сказал:

– Лошадиный госпиталь Трикаунти.

– Доктор Мануэль Манелло. – Он повернулся к камере. – Яздесь, чтобы проведать…

– Привет, Док. Заходите.

Раздалось жужжание, а затем Манелло придержал для нее дверь:

– После тебя, bambina.

Интерьер, в который они попали, был скудным и очень чистым,с гладким каменным полом и рядами сидений, будто люди проводили много времени вэтой передней комнате, в ожидании. На стенах висели обрамленные фотографиилошадей и рогатого скота, у многих животных с поводов висели красные и голубыеленточки. Напротив располагалась стеклянная панель с выбитым на ней форменнымизолотыми буквами словом «ПРИЕМНАЯ», а еще были двери… так много дверей. Те, чтосо значком мужчины и со значком женщины… а также с надписями, вроде «ЗАВЕДУЮЩИЙГОСПИТАЛЕМ»… и «ФИНАНСОВЫЙ ОТДЕЛ»… и «Менеджер по персоналу».

– Что это за место? – спросила она.

– Больница. Пойдем, нам туда.

Он прошел через пару двойных дверей и подошел кчеловеческому мужчине в униформе, сидевшему за столом.

– Здравствуйте, Доктор Манелло. – Мужчина опустил газету, нашапке которой большими буквами было написано «Нью-Йорк Пост». – Давненько васне видели.

– Это моя коллега, Пэ… Памела. Мы просто хотим повидать моюдевочку.

Человеческий мужчина внимательно посмотрел на лицо Пэйн. Азатем, казалось, встряхнулся:

– Э… она там, где вы ее оставили. Док провел с ней многовремени сегодня.