Я сбежал вниз по лестнице. Сейчас все решала скорость, покаэти субчики не поняли, что произошло. У входа в дом стоял Хашимов. Увидев меня,он нахмурился. Вполне возможно, что его боевики получили приказ покончить сомной сразу.

— В чем дело? — спросил он, доставая пистолет. — ГдеТруфилов?

— Он наверху, — я пожал плечами, придерживая входную дверь,чтобы она не захлопнулась, — не хочет верить вашим боевикам. Опасается, что егомогут убить. Вам нужно подняться и уговорить его. Вашим людям он не верит.

Хашимов, кажется, поверил. У него не было иллюзий относительноумственных способностей своих киллеров. Типичные качки с двумя извилинами иотнюдь не ораторы. Случаются, правда, и убийцы-интеллектуалы, которые получаютот своей профессии эстетическое наслаждение. Своего рода палачи-виртуозы. Те ипоговорить могут. Тут не тот вариант.

— Черт бы вас побрал! У нас нет времени, — рыкнул он, видя,что дверь может закрыться. — Ступайте впереди меня! — крикнул он.

Я поспешил вверх по лестнице. Он бежал следом, даже неспрашивая, почему не работает лифт. Его люди к этому времени уже началинервничать в кабине и даже делали попытки освободиться. Но, к счастью, некричали, возились молча. Расчет Дронго был ювелирным: вряд ли будут звать напомощь убийцы, застрявшие в лифте с оружием в руках, когда к тому же в машине переддомом лежат два трупа, в которых стреляли из этого оружия.

Мы поднялись наконец на четвертый этаж. Хашимов задыхался неменьше, чем я. Мы пробежали по коридору, ворвались в комнату. И тут он замер напороге — его люди убиты.

— Бросьте свой пистолет! — Хашимов не посмел даже повернутьголову. Он понял, что попал в ловушку. Пистолет упал на ковролин. Только послеэтого Хашимов медленно повернулся.

— Кто вы? — спросил он хрипло побелевшими от бешенствагубами. — Вы Труфилов?

— К счастью, нет, — ответил незнакомец. — Я Дронго.

— Кто?! — Ему показалось, что он ослышался. Ведь этотчеловек должен был находиться за много сотен километров отсюда. Мог ли он здесьоказаться?

— Вы не ослышались, — повторил Дронго, — ваши люди заперты вкабине лифта, и через пять минут Сибилла Дюверже вызовет сюда французскуюполицию.

Думаю, что они с интересом познакомятся с вашими киллерами,найдя трупы убитых в голубом «Пежо».

— Зато из моего пистолета никого не убивали, — кривоусмехнулся Хашимов, — уж мне-то вы ничего не пришьете.

— Вы так думаете? — улыбнулся Дронго. — Впрочем, блажен, ктоверует.

Ответьте только на один вопрос, всего на один, если можно.Зачем вы ищете с таким маниакальным упорством Труфилова? Я понимаю, зачем егохочет убрать Кочиевский. Понимаю сотрудников прокуратуры, которым он нуженпозарез как свидетель. Но вам, бандитам, зачем он?

Хашимов облизнул губы. Посмотрел на пистолет в руках Дронгои выдавил из себя:

— У Жени Чиряева осталось много долгов в Москве. Был сходавторитетов, и они решили, что Чиряев должен заплатить. Но как заставишьплатить, если он сидит в немецкой тюрьме? Вот и решили отправить нас, чтобы мынашли Труфилова.

Если Истребитель узнает, что Труфилов у нас и может датьпоказания против него, он сразу расплатится по счетам. По всем счетам.

— Я примерно так и думал, — качнул головой Дронго. — И радиэтого погибло столько людей. А эти двое внизу, которых вы сейчас оставили в«Пежо», они захватили ваших дружков, чтобы узнать ответ на этот вопрос? Верно?

— Не только, — буркнул Хашимов, — они и меня искали. Знали,что мне поручено найти Труфилова раньше их группы. Мы-то еще десятого вАмстердам прилетели.

— Деньги, — задумчиво произнес Дронго, — и корень зла, идвижущая сила прогресса… А теперь послушайте, что произойдет с вами. Вас найдутв этой комнате через несколько минут. Найдут без сознания. В руках у вас будетне ваш пистолет, а совсем другой, тот, который сейчас у меня. Из этогопистолета был убит лежащий у окна снайпер. Я полагаю, лет двадцать французскойтюрьмы вам гарантировано. Ваше счастье, что здесь нет смертной казни. Чтокасается ваших помощников, застрявших в лифте, то они наверняка получат пожизненное.Или лет по тридцать. В любом случае Россия избавится от таких мерзавцев, каквы, на достаточно большой срок.

— Вы не посмеете, — прохрипел Хашимов, — А ты не посмеешь…

Откуда ему было знать, что самое приятное дело в этойоперации Дронго поручил мне. А я так шмякнул прикладом ружья по голове этойгниды, что он мгновенно упал на пол. Дронго сдержал свое слово. Он вложил вруки Хашимова свой пистолет, из которого я застрелил Виктора. И забрал егопистолет, чтобы затем выбросить его в Сену.

Ровно через минуту Сибилла позвонила в полицию. И заснула вотеле, забывшись в долгом сне. Все ее объяснения затем были туманны и путаны.Она рассказывала, как убежала из дома, спасаясь от бандитов. Как бил ее Виктор,как неизвестный убил Марселя.

Дронго оказался прав. Самар Хашимов после суда получилдвадцать лет тюрьмы, а его помощники — по тридцать пять. И без правапомилования, так что на свободу они выйдут глубокими стариками.

Вечером пятнадцатого апреля мы нашли Труфилова в местечкеЖосиньи под Парижем. Бывший офицер военной разведки, он сразу принял все нашидоводы. Иного выхода у него не было. И он согласился полететь с нами. Наследующий день мы прилетели в Москву.

Потом мне стало плохо. За последние дни я израсходовал весьрезерв своих сил: Уже вечером шестнадцатого апреля я потерял сознание, и меняотвезли в онкологический центр. Говорят, врачи удивились, как я могпутешествовать с моим заболеванием и даже получить страховку перед выездом. Ностраховка не распространялась на онкологические заболевания, и я все равно несмог бы получить хирургическую помощь во Франции. Такие номера там не проходят.На хроников, в том числе и на онкобольных, страховка не распространяется.Откуда мне было знать, что Дронго договорился с врачами в Москве об оплате моейдорогостоящей операции.

Говорят, что каждый человек достоин той жизни, которую онпроживает.

Дронго в одном из наших последних разговоров рассказал мне онадписи, которую видел в одном испанском храме. На, камне были высечены слова:«Проси у Бога только здоровья себе и своим близким. Все остальное зависиттолько от тебя». Я думаю, что эту надпись сделал мудрый человек.

Я пишу эти строчки в больнице. Через несколько часов мнепредстоит операция. Врачи считают, что шансы есть. Во всяком случае — янадеюсь. Дронго был прав: смерть — это поражение, если не отдашь свою жизнь закого-то. Я теперь очень хочу жить. Я знаю, что очень нужен моим близким. Послестольких испытаний Бог должен наконец помочь мне. Несколько раз я приходил всебя, пока меня готовили к свиданию с хирургами…