ей строгое и неприступное достоинство Банка Англии. Будучи гигантом в американских финансах, Стронг обучал еще неокрепших руководителей ФРС искусству центрального банковского дела.

Бен Стронг участвовал в послевоенном восстановлении Европы и стабилизации валютного курса вместе со своим британским коллегой Монтагу Норманом, управляющим Банком Англии после 1920 года. В Монти он нашел близкого друга и единомышленника. Разведенный Стронг и холостяк Норман погрузились в отношения, которые были настолько тайными и запутанными, что вызывали опасения у правительств обеих стран. Проводя вместе длительные отпуска в Бар-Харборе (штат Мэн) и на юге Франции, они укрепили друг в друге недоверие к политикам. Они разделяли веру в золотой стандарт и надеялись создать автономные центральные банки, которые могли бы проводить мировую денежно-кредитную политику, свободную от политического вмешательства. Для создания их кабалы из двух человек Стронг привлек непревзойденную финансовую мощь Уолл-стрит, а Норман - британские знания и профессионализм, созревавшие на протяжении многих поколений. Послевоенный фунт стерлингов был слишком слаб, чтобы Норман мог вести одностороннюю финансовую дипломатию. После того как Казначейство наложило эмбарго на иностранные кредиты, чтобы поддержать фунт стерлингов, переключив иностранных заемщиков на Нью-Йорк, Норман отчаянно нуждался в связующем звене с Уолл-стрит, чтобы компенсировать слабость Сити. Он нашел его в лице Бена Стронга и Дома Моргана.

В течение двадцати четырех лет Монти Норман таинственно царствовал в своем кабинете из красного дерева в Банке Англии. Он был прекрасно воспитан для этой работы. Один из его дедов был многолетним директором банка, а другой - его управляющим. Сам он пришел в банк через англо-американский торговый банк Brown Shipley and Company (Brown Brothers в Нью-Йорке). На Нормана навешивали множество ярлыков - безумец, гений, ипохондрик, мания величия, заговорщик, эксцентрик, провидец - и все они были верны. Один банкир сказал, что он похож "на картину Ван Дейка - высокий, с острой козлиной бородкой, в большой шляпе, как придворный Стюартов". У него было лицо волшебника - острое, точеное, с заостренным носом и бородой. Несмотря на слухи о сефардской еврейской крови, а может быть, и вопреки им, он был ярым антисемитом. В траурном черном костюме под широкополой шляпой он сохранял восточное великолепие в изумруде, украшавшем его галстук. Чувствительный и вспыльчивый, он часто срывался или страдал от приступов люмбаго во время валютных кризисов. Подавляемый истерик, он впадал в истерику, что приводило в ужас сотрудников банка и делало его власть абсолютной. Его тонкая улыбка редко переходила в смех, как будто это могло разрушить его таинственность. Гордый примадонна, он говорил, что чувствует "обморок" от "нехватки еды", если не ест каждые два часа.

Один из биографов Нормана описывает его как человека, который "производит впечатление... вечного участника заговора". Это соответствовало его отношению к центральному банку, к которому он относился как к священническому таинству, к обряду, который лучше проводить в глубокой тени. "Банк Англии - моя единственная хозяйка, - говорил он, - я думаю только о ней и посвятил ей свою жизнь". Для Нормана центральный банкир был ответственен только перед высшими принципами, а не перед какими-либо избранными представителями. Когда ему бросали вызов, он часто цитировал любимую арабскую пословицу: "Собаки могут лаять, но караван идет дальше". Он принимал посетителей в одиночестве, как будто его кабинет был исповедальней, и был посвящен во внутренние мысли влиятельных людей. Спустя годы Франклин Рузвельт напугал его и лишил его магии волшебника, настояв на том, чтобы на их встрече в Белом доме присутствовали другие люди. Именно Норман воплотил в жизнь вашингтонские опасения о том, что британские финансисты - изощренные и коварные люди, которые обманывают невинных американцев.

Монти Норман был прирожденным обитателем тайного мира Morgan. К числу старых друзей он относил своего бывшего одноклассника Тедди Гренфелла и Вивиан Хью Смит из Morgan Grenfell. Задумчивый и меланхоличный, он любил шутливое остроумие Гренфелла, а Смиту он был предан за то, что тот помог ему преодолеть сомнения в том, что он станет директором Банка Англии в 1907 году. Подбадривая его, Смит писал: "Конечно, вы согласитесь, и, когда будете в суде, помните, что вы не хуже их". Будучи одиноким холостяком, Норман создал таинственный круг доверенных лиц из числа замужних женщин, включая жену Смита, леди Сибил, прекрасную светскую суфражистку. Будучи последовательницей теософии и вероучения, она притягивала к себе чудаковатую сторону Нормана. "Под ее влиянием, - пишет один из биографов Нормана, - он расширил свой интерес к эзотерике и оккультизму; ведь Сибил была убеждена в исключительной важности религии для такого легко ранимого духа, как его". Леди Сибил исчезала на долгие платонические уик-энды с Монти, который стал крестным отцом детей Смитов. Таким образом, по стечению обстоятельств Морган Гренфелл оказался чрезвычайно близок к самому влиятельному центральному банкиру межвоенных лет.

Дом Моргана стал неотъемлемой частью стратегии Нормана по реорганизации европейской экономики. Америка располагала средствами для решения этой задачи, но все еще сомневалась в возможности осуществления власти в Европе. Даже среди партнеров Моргана существовали сомнения. Рассел Леффингвелл, бывший сотрудник казначейства, ставший партнером Morgan в 1923 г., сказал Бэзилу Блэкетту из британского казначейства: "Мы чувствуем, что вытащили вас из довольно сложной ситуации [во время войны], но мы скорее думаем, что вам пора позаботиться о себе. У нас никогда не было вкуса к мировым финансам, и наш короткий опыт не развил его. Вы нам нравитесь, и мы хотим видеть вас процветающими, счастливыми и мирными, но нам не нравится ни игра, в которую вы играете, ни то, как вы в нее играете, и мы не хотим, чтобы нас заставляли в ней участвовать". Норманну нравилась эта игра. Имперский до мозга костей, он хотел сохранить Лондон в качестве финансового центра, а банк - в качестве арбитра мировой валютной системы. При поддержке Дома Морганов ему удалось в 1920-е годы добиться власти, которая намного превосходила имевшийся в его распоряжении скудный капитал.

Норман мыслил масштабными, геополитическими категориями. Он рассматривал восстановление Центральной Европы как необходимое условие для восстановления благосостояния и политического порядка и освободил займы на реконструкцию от эмбарго на иностранные кредиты. Под его руководством Морган впервые занялся Австрией. В конце 1921 г. британцы предложили Джеку взять у Австрии кредит, заявив, что правительство этой страны предоставит в качестве залога гобелены Гобелина. В следующем году министр финансов Австрии доктор Кьенбок обратился к Дину Джею из парижской компании Morgan, Harjes (сейчас это роскошная штаб-квартира на Вандомской площади) с просьбой о предоставлении кредита. Кинбок ссылался на голод, несчастья и никчемный австрийский шиллинг. Он снова