Алиенора восхищалась самоотверженностью Изабеллы. Сама она никогда не кормила детей, даже Ричарда. Всегда наготове была кормилица, чтобы королева могла снова зачать сразу же после воцерковления. Глядя, как младенец сосет тяжелую от молока грудь Изабеллы и с какой нежностью взирает на дитя мать, Алиенора испытала смутное сожаление о чем-то неизведанном.

Изабелла сменила тему:

– Вы приняли мудрое решение, выкупив этого молодого рыцаря и заполучив его на службу.

Алиенора огляделась. Уильям как раз ловко избежал атаки Ричарда и стал показывать подопечному, как можно вырваться из хватки соперника.

– Он стал ценным приобретением для моего двора, – признала она. – Иногда мне кажется, что он просто выжидает. Свои обязанности Уильям мог бы исполнять одной рукой. Когда я даю ему позволение участвовать в рыцарском состязании, без трофеев он не возвращается. – Алиенора не сдержала улыбки. – Так странно, ведь твоя мать приходится ему тетей.

– Маршал мог бы оказаться в нашей с Амленом свите, – поддразнила подругу Изабелла.

Алиенора погрозила ей пальцем.

– Уильям мой, – со смехом заявила она. – Сколько бы ты ни предложила за него, тебе его не получить.

– Неужели он настолько ценен?

– Скажем так: его ценность со временем будет только возрастать.

Изабелла аккуратным движением переложила ребенка к другой груди.

– Что-нибудь известно о том, когда Ричард отправится во Францию?

Алиенора немедленно ощетинилась:

– Пусть Генрих договаривается с Людовиком о чем хочет, а я не позволю, чтобы аквитанского наследника воспитывали при французском дворе!

– Я так и думала, – сказала Изабелла. – Но мы знаем, каков нрав у короля. Что вы сможете поделать?

Алиенора сжала губы и направила взгляд на резвящихся детей. Маленькая дочь Изабеллы пыталась заинтересовать Иоанна и своего брата игрой в мяч. Иоанн схватил мяч из полосок мягкой кожи и с громким криком забросил его на клумбу.

– Генрих считает, что я должна исполнять его волю всегда и во всем, только… Ричард останется здесь, – произнесла она негромко, но с непоколебимой убежденностью. – Я знаю это так же точно, как то, что в моем теле бьется сердце. Придется вырвать его у меня из груди, потому что сама я его не отдам.

Кан, февраль 1170 года

Холодным днем на пороге весны, когда небо затягивали серые тучи, но сквозь них уже просвечивало набирающее силу солнце, Генрих готовился вернуться в Англию. Четыре года не ступал он на землю своего королевства, но неотложные проблемы в правительстве и грядущая коронация Гарри заставили его пуститься в дорогу. Чтобы перевезти двор через пролив, собрали сорок кораблей, и это притом, что Гарри поедет вслед за отцом только летом.

По призыву супруга Алиенора приехала в Кан. Генрих писал ей, что нуждается в ее помощи, чем вызвал у нее холодное любопытство. Должно быть, он оказался в безвыходной ситуации, раз снизошел до подобного признания.

Когда Алиенора со свитой прибыла, в большом донжоне замка Кан жизнь била ключом: шла подготовка к переезду королевского двора. На первый взгляд суматоха казалась совершенно беспорядочной, однако если присмотреться, то можно было заметить некое подобие системы. Ричард оглядывался по сторонам с видом гончей в новом, но очень интересном месте.

Алиенора собралась спешиваться, и у ее стремени как из-под земли возник Уильям Маршал. Она едва заметила его, ибо внимание было приковано к двум юношам, направляющимся к ней через двор. Гарри опять вырос и шагал уверенной, вразвалочку походкой. Ему почти пятнадцать – тот самый возраст, в котором его отец отправился в Англию в свой первый военный поход. Рядом с ним шел его единокровный брат-бастард – в стеганой котте и с кинжалом на левом бедре. Джеффри уже отпустил бородку, хотя та была еще совсем жидкой.

Оба молодых человека опустились перед ней на колено. Она жестом велела им встать и заключила Гарри в объятия. Джеффри потупился и отступил на шаг.

– Приветствую тебя, будущий король, – сказала Алиенора.

– Ждать осталось совсем недолго. – Сын выпятил грудь.

– О да.

Гарри обнял Ричарда, который тоже спрыгнул на землю.

– Папа купил мне нового коня – жеребца, – сообщил Гарри, сияя от гордости и самодовольства. – Пойдешь посмотреть?

Ричард разрывался между желанием увидеть коня и завистью, но постарался скрыть все чувства под маской равнодушия:

– Покажи, если хочешь.

Алиенора проводила взглядом сыновей и их брата-бастарда, свернувших в сторону конюшен.

– Иди с ними, – велела она Уильяму Маршалу. – Присмотри, чтобы все было в порядке.

– Госпожа. – Уильям поклонился и тоже ушел.

Слуга провел Алиенору в приготовленные для нее покои. Жаровни уже горели, но они еще не изгнали холода из каменных стен и полов, а по лестничным пролетам башни гуляли сквозняки. Кровать и багаж королевы привезли днем ранее, но пока не расставили все по местам, и хотя комната стала пригодной для жизни, ни уюта, ни комфорта в ней не чувствовалось. Алиенора поплотнее запахнула мантию и подошла к окну. По серому небу наперегонки с чайками неслись угольно-черные тучи. Генриха она заметила издалека – его ни с кем не спутать: короткая мантия и стремительная походка делали его узнаваемым на любом расстоянии. Ему на пути встретилась женщина в накидке цвета вероники и белом вимпле, и он остановился, чтобы сказать ей что-то. Зрение у Алиеноры было уже не то, что в молодости, и все-таки она различила, как Генрих прикоснулся к лицу своей собеседницы. Та, оглянувшись через плечо на башню замка, продолжила путь. Чуть поодаль ее ждал паланкин, она забралась внутрь, и ее унесли за ворота. Алиенора нахмурилась и отвернулась от окна, чтобы велеть прислуге закрыть ставни и зажечь больше свечей.

Через пару минут в покои ворвался Генрих. Все опустились перед ним на колени. Движением руки он приказал подданным подняться и без предисловий обратился к Алиеноре:

– Рад, что ты наконец приехала. Последние два дня мы то и дело высматривали тебя на дороге. – Он приблизился к ней, прижался к щеке губами в ритуальном поцелуе и тут же отошел.

– Мы ехали так быстро, как только могли. – (Почему же он, поджидая ее, не удалил из замка любовницу? Если Генрих действительно обрадовался приезду супруги, то причина тому – политика, а не личная приязнь.) – Но загонять лошадей не хотели.

Появились слуги с пирожками и кувшином сдобренного специями вина. Алиенора приняла кубок и встала с ним перед жаровней, чтобы согреться. В Пуатье она привыкла к солнечному свету и более теплому климату. В Нормандии этим февральским утром от холода у нее ныли кости.

– Когда ты отплываешь?

– В начале следующей недели, если ветер позволит. Гарри я оставлю на твоем попечении, и его жену тоже. – При виде короба с книгами у Генриха вспыхнули глаза, и он наклонился рассмотреть названия.