Коломбьер, Анжу, лето 1169 года

Стоял прекрасный летний день, пропитанный солнечным светом. Среди роз и лаванды гудели мохнатые пчелы, набирая полные хоботки сладкого нектара. Изабелла сидела вместе с Алиенорой в саду, а рядом играли дети. Белле – старшей дочери Изабеллы, названной в честь матери, – исполнилось четыре года. Это была очаровательная девочка, с темными, как у мамы, волосами. Она и Нора увлеченно показывали друг другу своих кукол.

Под бдительным присмотром нянек младший брат Беллы Вилл и его кузен Иоанн строили башню из деревянных кубиков. Последний ребенок Изабеллы – еще одна девочка, нареченная Аделой в честь бабушки, – спал в тени фигового дерева; ее люльку покачивала молодая служанка. Адела появилась на свет две недели назад, и Алиенора не присутствовала при родах. Когда она прибыла в Коломбьер, ее младшая племянница уже начала прибавлять в весе.

– Мне так жаль, что Амлен еще не скоро ее увидит, – говорила Изабелла, – и ему тоже грустно из-за этого, ведь он обожает наших деток. Столь нежного отца я не встречала.

– Обычно мужчины не очень-то любят возиться с маленькими детьми, особенно если это девочки, – заметила Алиенора.

– Для Амлена дети – желанное отдохновение от служения при дворе. Он приезжает к нам, чтобы очиститься и вновь стать самим собой.

– Так люди моют руки после того, как целый день провозились в грязи, – невозмутимо произнесла Алиенора.

Изабелла прикусила губу.

– Я не это хотела сказать. С нами у него не так много обязанностей. Он может покачать кого-нибудь из детей на колене или понаблюдать, как я шью, а то и заснуть. А вот при дворе ему приходится все время быть в напряжении. Он брат короля, и от него всегда чего-то ждут или требуют. И еще он оберегает короля, что тоже непросто.

– Генрих ничего не заметит и спасибо не скажет, – бросила Алиенора. – Он все принимает как должное.

– Амлен же считает это своим долгом, ибо в этом его предназначение. И долг его не тяготит, но любому человеку нужно такое пристанище, где он сможет найти покой и мир.

– Генрих будет охотиться до тех пор, пока не загонит последнюю лошадь, или будет обхаживать других женщин, но домой, в семью, не поедет, – сказала Алиенора, глядя в сторону. – Он может делать все, что угодно; для меня это больше не имеет никакого значения.

Изабелла внимательнее присмотрелась к королеве:

– Я не верю, что это правда, потому что у вас слишком грустное лицо.

– Ты говоришь глупости, – отчеканила Алиенора.

– Разве? Мне кажется, для вас это много значит.

Королева запаниковала, ощутив жжение слез в глазах.

– Если и так, то только в тех случаях, когда его поступки касаются вопросов земли и наследия, – пробормотала она сдавленно.

– И в тех случаях, когда его поступки касаются вас лично, так? Я говорю с вами как друг и как сестра.

Алиенора опустила глаза. Изабелла и правда была ей верной подругой, никогда не искала от нее милостей, не злоупотребляла их близостью, однако Алиенора знала, что она все расскажет Амлену. У нее самой множество секретов от Генриха, и тот, в свою очередь, многое утаивает от нее, а у Изабеллы от мужа нет тайн. Она делится с ним каждой своей мыслью, а все сказанное ей рано или поздно достигнет ушей Генриха, потому что Амлен прежде всего предан брату, а все остальные соображения идут уже потом.

– Знаю, Изабелла, и благодарна тебе за заботу, – сказала Алиенора. – Генрих таков, каков он есть, ничто его не изменит. Когда мы только поженились, я думала, что на него можно повлиять. Он был тогда еще очень молод, и я его совсем не знала, но теперь вижу: это была тщетная надежда. А когда осознаешь тщетность надежд, то, конечно, тебе не все равно, но в то же время все равно, потому что ты вовек не получишь того, чего хочешь.

– О, Алиенора…

– Я же просила никогда не жалеть меня! – оборвала она подругу внезапно осипшим голосом. – У меня есть свой путь в жизни, и у меня есть дети.

– Но вы собираетесь отвезти их в Фонтевро?

– Только Иоанна и Иоанну, да и то ненадолго. Там они будут в безопасности, пока я с Ричардом путешествую по своим владениям и езжу в Нормандию. Конечно, я стану навещать их, а в целом это весьма здравое решение. И Нора тоже со мной останется.

Изабелла посадила дочку на колено и поцеловала нагретую солнцем щечку. У нее в голове не укладывалось, как можно расстаться со своими детьми, но, конечно, они с Алиенорой разные люди и находятся в разном положении. По крайней мере, Иоанн и Иоанна будут вместе.

– Мне не хватает свободы действий, нужно избавиться от постоянных хлопот и треволнений, – продолжала Алиенора. – Будущее Иоанна может быть связано с Церковью, так что неплохо бы понять уже сейчас, есть ли у него к этому призвание. А Иоанна… Что ж, матери не следует излишне привязываться к дочерям. Расставание с Матильдой причинило мне огромную боль, и то же самое повторится, когда к будущему мужу отправится Нора. – У нее сдавило горло. – С Кастилией уже ведутся переговоры, скоро объявят о помолвке.

– Вы так храбро держитесь, – прошептала Изабелла. – Я бы такого не вынесла.

Алиенора помолчала. Вынесла бы, мысленно возразила она подруге, если бы подвернулся удачный династический брак и Амлен решил отправить дочерей в семьи их будущих мужей.

– Говорят, что дочери даются матери на всю жизнь, и, вероятно, для кого-то это так и есть, например, когда все живут поблизости и могут часто видеться. Но королева должна отсылать своих дочерей в мир, а с ней остаются сыновья. Они поддерживают ее и становятся ее гордостью.

Она глянула на Ричарда. Тот играл с другими подростками под надзором Уильяма Маршала. Они затеяли игру, в которой нужно было запятнать противников и не дать запятнать себя, и Ричард был подобен молнии. Такой быстрый, такой ловкий.

Появились слуги с блюдом маленьких рассыпчатых пирожных и вином, которое как следует охладили в колодце. Проснулась и заплакала новорожденная малышка. Изабелла вынула ее из люльки, распахнула ворот своего платья и приложила девочку к груди.

– Разве у тебя нет кормилицы? – Алиенора была потрясена.

Изабелла тряхнула головой:

– Мне хочется самой их кормить. Так я знаю, что их питает мое собственное тело, что в них – частица меня. И почему бы не использовать молоко в моей груди, которое дано именно для этого?

– Как на это смотрит Амлен?

– Он считает, что с молоком высокорожденной матери ребенок впитывает и ее благородство.

– Но ведь это значит, что ты круглые сутки привязана к младенцу и к его аппетиту. И, кроме того, кормящая женщина не должна ложиться с мужчиной.

Изабелла покраснела, но не уступила позиций:

– Таков обычай, но вы же понимаете, что не все его соблюдают. И есть иные способы… Тем более что сейчас Амлен с Генрихом в походе. Когда он вернется, Адела уже начнет привыкать к козьему молоку.