То есть страстная связь еще продолжается, и любовница короля присутствует на важнейших церемониях, пока она, королева Англии, герцогиня Нормандии и графиня Анжу, мать сыновей-наследников, выброшена за борт королевского внимания. Какой пример подает Генрих сыновьям и подданным? Что скажут люди о таком короле, который оставляет свою королеву дома, а с собой берет шлюху?

После ухода Уильяма Алиенора сидела у огня и отчитывала себя за то, что поддалась эмоциям. Единственное, что имеет значение, – это ее титул герцогини Аквитании. Она получила его по наследству, а не от Генриха. Важно то, что ее сыновья будут править небывалой по своему размаху империей, а они – плоть от плоти ее даже в большей степени, чем от плоти Генриха. Если помнить об этом, то супруг не сможет уязвить ее, что бы ни делал.

* * *

Генрих вернулся в Пуатье и снова занялся усмирением бунтовщиков. Он уже подчинил себе графов Ангулема и Ла-Марша и с неумолимой жестокостью подавлял другие очаги недовольства.

Теплым апрельским утром Алиенора следила за тем, как Уильям Маршал обучает ее сыновей и другую придворную молодежь сражаться мечом или палицей, сидя верхом на лошади. Уильям легко находил общий язык с подростками, с ним они забавлялись и в то же время учились. Он был их идеалом, мальчики стремились стать такими же ловкими и сильными, как Уильям, хотели, чтобы и у них сложные приемы выходили так же легко и непринужденно. Неприметное движение запястьем, ловкая хватка поводьев. Ричард был особенно увлечен, но слишком уж старался и потому делал ошибки.

Новый коннетабль Генриха в Нормандии, Гильом де Танкарвиль, остановился рядом с Алиенорой и тоже стал наблюдать. Он прибыл в Пуатье пару дней назад, чтобы пополнить запасы, и теперь дожидался возвращения Генриха из очередной вылазки в отдаленные районы.

– Мужчина никогда не избавится от мальчишки в самом себе, – хохотнул он при виде того, как Уильям азартно отбивается сразу от трех юных соперников.

– Думаю, частично его успех этим и объясняется, – ответила Алиенора. – Но к этому не сводится. – Она с новой мыслью обернулась к коннетаблю. – Это ведь ты обучал его, так ведь?

Он сложил руки на груди:

– Да, и было это не всегда легко. Подобно всем юнцам, его пришлось как следует обтесать. Отец заложил в него превосходную основу, но надо было довести начатое до ума. – Де Танкарвиль усмехнулся. – Мои люди говорили, что любой, кто возьмет к себе рыцарем Уильяма, окажется в дураках: тот сначала объест лорда, а потом и вовсе выживет из дому. Я со счету сбился, сколько раз мы вытаскивали его из постели или выволакивали из кухни. – Де Танкарвиль проследил взглядом за тем, как Уильям показывает мальчишкам особенно хитрый удар мечом. – И это не от лени, просто он схватывал все на лету, и ему очень скоро становилось скучно. По правде говоря, у меня не бывало оруженосца, который бы учился так же быстро, как Уильям. Достаточно было показать ему какой-нибудь прием один раз, чтобы он запомнил. Из-за таких способностей парня, случалось, задирали, но его добрый нрав это не подпортило. Тем, кто утверждал, будто из Уильяма Маршала ничего путного не выйдет, я всегда говорил: однажды вам придется взять эти слова обратно. И оказался прав.

– Но все равно к себе ты не взял его рыцарем. Почему?

Де Танкарвиль хмыкнул:

– Не могу же я взять к себе в свиту всех, кто подает надежды, а Уильям и так имел покровителя в лице Патрика, упокой Господи его душу. Я знал, что Уильям найдет свою дорогу.

– Возможно, ему суждено нечто более великое, – предположила Алиенора и оглянулась к воротам: там поднялась суматоха.

Вернулся Генрих. У нее заныло сердце в тисках противоречивых чувств: предвкушения, тревоги, недоверия, гнева. Она же хотела чувствовать по отношению к супругу только равнодушие, однако чем больше старалась, тем менее достижимой была цель; так же безуспешно ее сыновья силились повторить движения, что с такой легкостью показал им Уильям Маршал.

* * *

Усталый и запыленный, Генрих опустился в теплую купальню, устроенную Алиенорой в его покоях. Поперек ванны положили узкую доску, и слуги выставили на нее блюда с хлебом и курятиной. Выглядел Генрих хорошо: дни, проведенные в седле, сохраняли тело гибким и крепким, а присыпанная веснушками кожа излучала здоровое бледно-золотое сияние. Раньше она бы разделила с ним ванну, они насладились бы едой под разговоры и смех, и вечер закончился бы восхитительным соитием. Та близость осталась в прошлом. Это как давно слышанная песня: кажется, что помнишь мотив, но напеть не получается. Тем не менее Алиенора принесла мужу мягкое белое мыло с розовым маслом, которое делали в Кастилии, и кувшин горячей воды.

– Теперь, когда ты расправился с мятежами, – заговорила она, – я бы хотела поехать в путешествие по герцогству и показать себя людям, чтобы они видели не только твой железный кулак, но и мое лицо. И хорошо бы взять с собой Ричарда: пусть все знают, кто будет моим наследником. Думаю, он уже готов к этому.

Генрих шевельнул рукой в знак согласия:

– Как хочешь. Главное, не попади снова в засаду.

Его замечание возмутило Алиенору. Как будто она была виновата в том, что так случилось!

– Не попаду, раз ты укротил мятежников, – ответила она со сладкой улыбкой. – И возьму с собой Уильяма Маршала на всякий случай.

– А, тот удалой рыцарь! – Генрих взял куриную ножку и впился зубами в румяную корочку. – В Монмирае он произвел на меня неплохое впечатление, – пробубнил он с полным ртом. – Ты не ошиблась, заплатив за него выкуп.

Алиенора выгнула бровь:

– Обычно я верно сужу о людях. – Как жаль, что проницательность изменила ей, когда она выходила замуж за Генриха.

Он крякнул, предоставив ей самой решать, что означает этот звук, и, когда доел, вылез из ванны и нетерпеливо стоял, дожидаясь, пока слуги облачат его в чистую рубашку и свободную накидку. Потом взял в руки переплетенный томик «Песни о Роланде».

– Чтение для военного времени, – обронил Генрих.

– Это читает Ричард. Его очень заинтересовало то, что меч Роланда Дюрандаль и его охотничий рог Олифан находятся в Аквитании. – И она с иронией добавила: – А еще он горит желанием отправиться воевать против сарацин, как оба его прадеда.

Генрих перевернул несколько страниц и отложил книгу.

– Ну, дело это благородное, но Ричард еще может перерасти его. – Он налил себе вина в кубок. – Бекет все упрямится. Вчера пришли новые письма. Он стоит на своем, потому что думает, будто я не могу короновать Гарри без него. Но нет такого Божьего закона, где бы говорилось, что коронация должна проводиться архиепископом Кентерберийским!

– Тебе все равно нужна папская диспенсация. Ты же не хочешь, чтобы коронацию Гарри объявили недействительной?

Генрих раздраженно дернул плечом:

– У меня есть другой архиепископ – Йоркский. Пон-Левек всяко согласится, даже если Бекет будет возражать. А диспенсация у меня уже есть. Папа Александр даровал ее мне много лет назад в обмен на мою помощь.