С замиранием сердца я полоснула костяным обломком себе по ладони. Хлынула ярко-красная кровь. Я дала ей пролиться на пол и сжала пальцы в кулак. Скоро червь меня учует.

Только сейчас я обратила внимание на притихшую толпу.

Я снова выглянула из-за поворота, надеясь увидеть червя совсем рядом.

Червь исчез.

Синекожие фэйри ехидно скалились на меня.

И вдруг тишину прорезал громкий голос. Голос Ласэна:

– Налево!

Я рванулась, успев пробежать лишь несколько шагов, прежде чем стена позади взорвалась. Комья глины полетели во все стороны. В проломе появилась разинутая пасть червя. Его зубы угрожающе блестели совсем рядом.

Но я уже неслась вперед. Страх сделал мои ноги необычайно быстрыми. Красновато-коричневые стены канав подернулись дымкой. Главное – снова немного оторваться от врага, иначе червяк меня подомнет. Но и слишком удаляться от него нельзя. До самой ямы я должна оставаться его дразнящей приманкой.

Первый крутой поворот. Костяная рукоятка выручила меня. Схватившись за нее, я не потеряла скорости и сберегла время – сейчас дорога каждая секунда.

Еще поворот. У меня горели легкие. Схватившись за вторую рукоятку, я проделала тот же маневр.

Уставшие ноги подгибались, вот-вот – и я упаду. Только не сейчас. Остался всего один поворот, а дальше – прямой отрезок до ямы…

Я одолела последний поворот. Гул толпы как-то изменился, и ясно почему. Они все-таки надеялись увидеть меня мертвой. Дыхание разъяренного червя обжигало мне спину, но я бежала не оборачиваясь.

Жерло ямы было все ближе. Я молила забытых богов помочь мне. Потом прыгнула.

Казалось, внизу уже поджидала тьма, готовая меня поглотить.

Балансируя руками, я старалась попасть в свободный от костяных обломков пятачок… Я шлепнулась на глинистое дно ямы и покатилась, тело и голову обожгла боль от удара. Что-то вонзилось мне в руку, пробив кожу. Я перекувырнулась и вскрикнула.

Времени останавливаться и разглядывать руку у меня не было. Я уползла в темноту логова червя, схватила первую попавшуюся кость и бросилась назад. В то же мгновение в яму рухнул червяк.

Упав, он повернулся на бок, намереваясь перекусить меня пополам. Но воздух наполнился громким хрустом.

Червяк замер.

Я присела на корточки, глотая обжигающий воздух, и смотрела в бездну разинутой пасти, готовой проглотить добычу целиком. Только через несколько секунд я поняла: червь уже не проглотит меня. И никого не проглотит. Он накололся на мои костяные копья и сдох.

Я не вслушивалась в крики зрителей. Кажется, среди них были и приветственные… Я ни о чем не думала и ничего не чувствовала. Уже не помню, как я выбралась из ямы, сжимая в руке самодельный меч.

Молча я прошла через лабиринт. Каждый шаг отзывался острой болью в левой руке, но возбуждение было слишком велико и пока гасило боль.

Но стоило мне увидеть помост и Амаранту, левая рука сама собой сжалась в кулак. Я доказала свою любовь. Волны боли становились все сильнее, но я улыбалась. Я победила.

Я смотрела на Амаранту, забыв, что у меня оскалены зубы. Губы самозваной королевы плотно сжались. Ее рука больше не лежала на колене Тамлина.

Тамлин. Мой Тамлин.

Мои пальцы обхватили уже ненужный меч из обломка кости. Меня трясло. Но не от страха. Сейчас я ничуть не боялась. Я доказала свою любовь. Амаранте. Ее покорным верховным правителям. Этой разнокожей толпе зрителей.

– Думаю, с этим заданием справился бы любой.

Я подбежала к помосту и изо всех сил, какие у меня оставались, бросила обломок в Амаранту.

Он упал возле ее ног, забрызгав глиной белое платье.

Фэйри затаили дыхание, глядя на все еще качающийся обломок. Когда он замер, Амаранта дотронулась до пятен на платье, затем неспешно улыбнулась.

– Дерзко, – сказала она, цокнув языком.

Если бы не канава, разделявшая нас, я бы вцепилась Амаранте в горло. Когда-нибудь, если доживу до того дня, я живьем сдеру с нее кожу.

– Наверное, тебе лестно будет узнать, что большинство моих придворных сегодня лишились денег, поставленных на тебя.

Амаранта взмахнула листом пергамента. Она смотрела на суммы ставок, а я – на Тамлина. Его глаза ярко светились. Мне показалось, что на его бледным лице я увидела радость. Он торжествовал мою победу.

– Так… так, – бормотала Амаранта, поигрывая фалангой пальца Юриана. – Да. Почти весь мой двор ставил на то, что ты погибнешь в первую же минуту. Некоторые отводили тебе пять минут. И, – она перевернула лист, – только один посчитал, что ты победишь.

Ничего удивительного, если вспомнить, что фэйри не дорожили жизнью своих близких. А тут – человеческая девчонка. В другое время меня бы это оскорбило. Сейчас было все равно. Я уже не сопротивлялась, когда когтистая лапа Аттора вытащила меня из канавы. Левую руку жгло так, словно она лежала в костре.

Амаранта снова заглянула в пергамент, затем махнула караульным:

– Уведите ее. Меня начинает утомлять ее заурядное лицо.

Она крепко сжала подлокотники трона.

– Ризанд, подойди.

Дальнейшего я не видела. Краснокожие руки подхватили меня и держали крепко. Я совсем забыла, что глина покрывала меня, словно вторая кожа. Меня повели обратно в камеру. Боль в левой руке становилась все невыносимее и мешала думать.

Только сейчас я поняла, что напоролась на одно из расставленных в яме копий. Из раны капала кровь. Обломок кости пробил мне руку насквозь, порвав сухожилия.

У меня не было сил еще раз взглянуть на Тамлина. Я не пыталась найти в толпе зрителей Ласэна, чтобы кивком поблагодарить его. Боль вытеснила все мысли и ощущения. Я с трудом добралась до камеры и рухнула на грязное сено.

И угораздило же меня напороться на проклятую кость! Я думала, что в тот же день Ласэн опять тайком проберется в камеру и исцелит мне руку. Но Ласэн не пришел ни в тот день, ни на следующий. Казалось, все обо мне забыли. Каждое прикосновение к застрявшему обломку кости отзывалось жгучей болью, от которой я была готова лезть на стенку. Мне не оставалось иного, как смириться с тем, что рана подтачивала мои силы, и попытаться о ней не думать. А как о ней не думать, если малейшее движение – и от боли искры сыпались из глаз?

Страх из-за руки перерастал в панику. Я боялась, что рана так и будет кровоточить. Если кровь не останавливается… я знала, чем это чревато, и потому все время поглядывала на рану: с надеждой, что кровотечение прекратилось, и в ужасе – страшась заметить первые признаки воспаления.

Я совершенно не могла есть дрянную пищу, которую мне приносили. От одного ее вида меня начинало тошнить. Из угла, где меня выворачивало, теперь стойко разило блевотиной. Я знала о целебных свойствах глины, но от глины, в которой я вымазалась и которая превратилась в засохшую корку, даже не пахло целебными свойствами. Не помогал и холод в камере, пробиравший меня до костей.