сказал редактор. — Уверяю вас, ничего страшного. Все дело в том, Наталья Михайловна, что́ понимать под удобствами. На ваш взгляд и на взгляд тех, кто добивается уничтожения «деревяшек», — это горячая вода, ванна, газ, теплая уборная... Но не это же главное!

— Главное личный огород и живность? — Наталья усмехнулась, вспомнив вдруг, как застала осенью за уборкой навоза Ираиду Александровну.

— Может быть. Удобства — это то, что дает людям возможность жить так, как им удобно. Простите за каламбур. И легче тоже.

— Как раз в новых домах и будет легче!

— Там будет проще, а не легче, — возразил Зиновий Евграфович. Он взял письмо. — Вот подпись Андрея Ивановича Цыганкова. Пришел с войны без руки, а у него четверо детей, дом-развалюха и есть нечего. С одной рукой он поставил новый дом. Строили они его лет пятнадцать. Недоедали, недосыпали, детишки в школу босиком бегали, а теперь ему говорят, что дом этот снесут, потому что он не соответствует Генеральному плану, который разрабатывали и утверждали люди, далекие от забот Андрея Ивановича... Переселяйся, Андрей Иваныч, в квартиру с теплой уборной! Выгребную яму не надо чистить, дернул цепочку — и все дела!.. — Зиновий Евграфович побледнел, глаза его не были, как обычно, добрыми, ласковыми — они были яростными. — Побывайте у Цыганковых, посмотрите, какой они вырастили сад!

— За сад им уплатят.

— Да разве можно деньгами оплатить такой труд? — воскликнул редактор. — А насчет удобств... Те же Цыганковы живут не на зарплату, Наталья Михайловна. Они живут именно за счет огорода и живности. — Он отпил из стакана чаю. — Совсем остыл, черт бы его побрал.

— Выходит, что мы поощряем частную собственность? — сказала Наталья, усмехаясь.

Он поднял голову, удивленно посмотрел на нее.

— Не надо мне читать лекций по политграмоте. Не стоит, Наталья Михайловна. Между прочим...

Зиновий Евграфович не умел обижать людей и никогда не делал этого. А мог бы в назидание Наталье и ее молодой горячности рассказать, что еще тогда, когда ее не было на свете, он приехал работать в деревню и ему казалось, что он может и должен перевернуть мир, переделать всех людей, то есть сделать их лучше, чем они есть, приучить к культурной, цивилизованной жизни, будучи убежден, что достаточно читать газеты и книги, слушать радио и плевать на всякую собственность, даже если эта собственность — всего-навсего огород... Много позднее появилось понятие «цивилизованные варвары», а когда-то и Зиновий Евграфович, молодой и тоже горячий, считал, что не у земли и не в земле будущее человечества. Он мог бы рассказать, как его не понимали люди, которым он желал добра и только добра, и как он не понимал этих людей, мучился, что не понимает, и было время, когда он готов был плюнуть на все и вернуться к прежней городской жизни. Но однажды к нему зашел местный фельдшер, проживший сорок лет в деревне, и открыл простую истину: не бывает всеобщего благополучия, каждый понимает его по-своему, и всегда, во веки веков люди будут устраивать личную жизнь на собственный лад...

Нет, не стал Зиновий Евграфович рассказывать Наталье об этом, подумав, что либо она поймет сама, либо... Доказать нельзя. Именно потому и нельзя, что у каждого человека свое представление о жизни.

— Дело не в частной собственности, — сказал он. — Вы любите хорошую свиную отбивную? И я люблю. Андрей Иванович тоже не откажется. А кто подсчитал, сколько мяса, молока и овощей давали личные хозяйства раньше и сколько они дают, а вернее не дают, сегодня?.. Разорять всегда легче. Во имя ли новой жизни, во имя ли красоты. А может, и красота города в том, что он такой?.. Вообще же, Наталья Михайловна, не будем спешить. Генплан утвержден не во всех инстанциях, и мы еще поборемся за его пересмотр.

— Значит, материал не пойдет?

— Я не могу дать его, не обижайтесь.

Наталья ушла от редактора в растерянности. Кажется, она попала в какой-то заколдованный круг — что бы ни сделала серьезного, все не так. Кто же прав: Сергей со своим энтузиазмом и убежденностью, что Белореченск надо строить чуть ли не заново, или Зиновий Евграфович и те, кто прислал в редакцию письмо?.. Страшно не то, понимала она, что может оказаться на стороне неправых. Страшно то, что, в сущности, ей это абсолютно безразлично...

— Что нужно ЗЕТу? — поинтересовалась Колесникова.

— Ничего особенного, — ответила Наталья и подумала, а не спросить ли у нее, где бы она предпочла жить: в своем доме с огородом и хозяйством или в новом доме с удобствами.

— Вот холера! — воскликнула Ираида Александровна. — Ведь забыла накормить кур. Голова моя садовая. Старуха не догадается, сидит на печи, кости греет... Слушай, Наташка, я слетаю домой, а ты, если что, скажи, что я пошла в «Сельхозтехнику».

— По-моему, ты была в «Сельхозтехнике» вчера, — улыбнулась Наталья. Ее смешила постоянная ложь Колесниковой и неумение придумать что-нибудь новенькое.

— Тогда на молокозавод, ладно?

— Скажу, что ты у первого секретаря райкома.

— Что ты! Ни в коем случае.

Едва она убежала кормить кур, явился Володя. Он всегда появлялся, как только Наталья оставалась одна, словно специально выслеживал этот момент.

— Можно у тебя покурить? — спросил он.

— Кури, — разрешила она. И тоже закурила.

— ЗЕТ зарубил материал?..

— Зарубил, Володя. Да бог с ним. — Она вспомнила, что Володина семья тоже живет в собственном доме, и решилась. — Если бы вам предложили квартиру в новом доме, вы поехали бы?..

— Нам уже предлагали, — сказал он.

— Ну?..

— Отец категорически против.

— Но ведь он не любит заниматься хозяйством!

— Говорит, что все могут разбегаться после его смерти.

— А ты что думаешь?

— Я поехал бы, — признался Володя. — А вообще... Копыловы в прошлом году переехали, их дом снесли. Афанасий Петрович раньше не пил. Выпивал, конечно, но редко. А теперь хлещет напропалую! Делать, говорит, все равно нечего... Я понимаю, почему ты спрашиваешь об этом. Вот года два-три назад на рынке у нас всего было навалом, а сейчас не разбежишься...