— о полах, о прохудившейся крыше, — и эта неожиданность, новизна и острота мысли, явившейся вдруг, точно озарение, оглушила его своею простотой и очевидностью.

Боже, как все просто и ясно, даже удивительно, почему он раньше не подумал об этом?! А может, он, не сознавая этого, все последние дни только и думал об этом?.. Может, думал и раньше, то есть до смерти Жулика, но боялся оставить больную собаку и ждал, когда она околеет?..

Старик Антипов быстро вошел в комнату, которая всегда была его комнатой, открыл шкаф, достал праздничный темно-синий костюм из бостона, какие носили давно, придирчиво осмотрел, не помяты ли после долгого висения брюки и лацканы на пиджаке, отыскал белую рубаху, переоделся, повязал галстук... Посмотрев на себя в зеркало, он обнаружил, что сильно зарос, досадливо поморщился, но все же взял бритву и старательно выбрился. Снял со шкафа маленький чемодан, с которым ходил в баню, сложил туда пару чистого белья, запасную рубашку и все необходимое для бритья, носки...

Он тщательно проверил, плотно ли закрыты окна, не оставлен ли где свет или открытый огонь, вышел на крыльцо, повесил на дверь замок и, подержав в руке ключ, словно раздумывая, что с ним делать, положил на обычное место — за наличник над дверью.

Через огород, проваливаясь в глубоком снегу, старик Антипов пошел к автобусной остановке. Теперь он знал, что должен делать, и оттого чувствовал в себе забытую уже бодрость...

* * *

На Новый год все Антиповы собирались у деда. Это был семейный праздник. Правда, последние три года не было с ними Михаила, однако в этот раз обещал приехать в отпуск и он. Прислал телеграмму, что будет 30 декабря. Клавдия Захаровна позвонила и Наталье, напомнила о традиции.

Первыми приехали Анатолий Модестович со своей семьей — так удачно сложилось, что у Татьяны было три выходных дня.

«Москвич», плавно качнувшись на рессорах, остановился у ворот антиповского дома.

— Прибыли, — объявила Татьяна, выключая зажигание.

Сам Анатолий Модестович не любил водить машину, быстро уставал за рулем и никогда бы не купил ее, если бы не уговорила Татьяна.

Она проворно выскочила на воздух, схватила горсть снега, скатала снежок и, запустив его в окно, закричала:

— Дедушка-а-а, встречай госте-е-ей!..

День был тихий, морозный, и голос ее долго отзывался над застывшей рекой.

— Не ори, не в лесу, — одернула Клавдия Захаровна. — Совсем не умеешь прилично себя вести.

— Подумаешь! — фыркнула Татьяна и поджала губы.

— И не пререкайся, пожалуйста.

— Знаю, знаю! Я веду себя, как девчонка, и прочее, и прочее... Дедушка‑а! — опять позвала она.

Старик Антипов не выходил, не спешил встречать дорогих гостей.

— Спит он, что ли? — вслух подумала Клавдия Захаровна. И подошла к калитке.

Снег во дворе лежал нетронутый, не было видно никаких следов.

— Посигналь, папа! — сказала Татьяна.

Анатолий Модестович махнул рукой.

— Ну, что там? — спросил он жену, разминая затекшие ноги. Ему хотелось поскорее поставить машину, сбросить с себя дорожную тяжесть, недельную усталость, сесть с тестем за стол, выпить традиционную при встречах «маленькую», поговорить неторопливо, обстоятельно. Они не виделись уже месяца полтора. В конце года редко удается выкроить хотя бы для сна несколько свободных часов.

— Никого нет дома, — растерянно сказала Клавдия Захаровна. — Замок висит...

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — разочарованно проговорил Анатолий Модестович.

— Дед, наверно, пошел в магазин, — высказала предположение Татьяна.

— Наверно, — согласилась Клавдия Захаровна, а сама глядела с тревогой на чистый снег, понимая, что, если бы старик Антипов ушел в магазин, были бы его следы.

— Ключ-то хоть есть? — спросил Анатолий Модестович.

Клавдия Захаровна открыла калитку, прошла на крыльцо, протоптав дорожку, приподнялась на носках и нащупала над дверью ключ.

— Есть, — ответила она с облегчением.

— Значит, скоро придет.

Она отомкнула замок, ступила в просторные сумрачные сени, где было не теплее, чем на улице, и на нее пахнуло каким-то нежилым, застоявшимся воздухом, настороженной тишиной заброшенного помещения, и тут Клавдии Захаровне сделалось неуютно, появилась непонятная робость, похожая на страх, и она подумала, что и Жулик не встретил их...

— Жулик! Жулик! — окликнула она, и голос ее гулко, неестественно прозвучал в пустом доме.

Подошел Анатолий Модестович.

— Никого... — молвила Клавдия Захаровна, боясь пройти дальше сеней.

— М-да, ты права.

С улицы послышались возбужденные голоса.

— Кажется, пришел! — обрадовалась Клавдия Захаровна и вернулась из сеней на крыльцо.

Татьяна обнималась с Михаилом.

— Прибыл его благородие старшина сверхсрочной службы Михаил Антипов! — крикнула она, выпуская брата из объятий. — Докладывай родителям, как охраняешь мирный созидательный труд советского народа!

Он стоял подтянутый, стройный и снисходительно улыбался.

— Охраняем успешно, не волнуйся, трудись. Привет, маман! Здорово, отец! Все в сборе?..

— Почти, — сказала Татьяна. — Наталья приедет завтра утром, а дед исчез.

К ним подошли Анатолий Модестович и Клавдия Захаровна. Обнялись, расцеловались.

— Господи, сынок, ты совсем на себя не похож... — качая головой и едва удерживая слезы, приговаривала Клавдия Захаровна.

— Все нормально, маман!

— Все системы работают нормально, идем ко дну! — засмеялась Татьяна. — Граждане пассажиры, пристегните ремни.

— Когда ты повзрослеешь? — толкнув ее в бок, сказал Михаил.

— А зачем? Дети — цветы жизни!

— Цветы растут для того, чтобы их срывать и дарить...

— Я еще не распустилась!

Во двор вошла Надя Кострикова.

— Дядя Захар с вами приехал? — поздоровавшись, спросила она.

— Нет, — ответила Татьяна.

— А мы с Борисом так и решили, что он у вас. Борис заходил к нему позавчера, а его не было. Я потом тоже приходила, хотела жареной рыбой угостить, дядя Захар любит, чтобы в хрусточку...

— Постойте, Надя, — сказал Анатолий Модестович, нахмурившись. — Вы говорите, что его не было позавчера вечером?

— Не было.

— А где же в таком случае Жулик?

— Он же околел, — сказала Надя. — Уже с неделю. Дядя