мыть отправили, может, к холостому. Повеселилась бы.

 Я однажды зашел в женскую тюрьму.

 Там сидела немка с грудным ребенком.

 Жила она когда-то с мужем в Ревеле, имела "свой лафочка", захотела расширить дело:

 - Дитя много было.

 Подожгла лавочку и пошла в каторгу.

 - Дитя вся у мужа осталось.

 Здесь она жила с сожителем, прижила ребенка, из-за чего-то повздорила с надзирателем, тот пожаловался, ее взяли от сожителя и посадили в тюрьму:

 - Он говорийт, что я украл. Я нишево не украл.

 С бесконечно-унылым, тоскующим лицом она бродила по камере, не находя себе места и, приняв меня за начальство, начала плакать:

 - Ваше высокий благородий! У меня молока нет. Ребенок помирайт будет. Я от баланда молоко потеряла. Прикашите меня хоть пол мыть отправляйт. Я по дорога зарапотаю...

 - Чем же вы заработаете?

 - А я...

 И она так прямо, просто и точно определила, как именно она заработает, что я даже сразу не разобрал.

 - Что это? Нарочно циничная, озлобленная выходка?

 Но немка смотрела на меня такими кроткими, добрыми и ясными, почти детскими глазами, что о каком тут "цинизме" могла быть речь!

 Просто она выучилась русскому языку в каторге и называла, как все каторжанки, вещи своими именами.

 - Ваше высокое благородие! Скашите, чтоб меня хоть на шас отпустили. Один шас!

 И так потянулись бы для Шаповаловой долгие, бесконечные дни одиночества: в женской тюрьме никто не живет.

 Приведут разве поселенку.

 - Тебя за что в тюрьму?

 - Сожителя пришила.

 - Как пришила?

 - Взяла да задавила.

 - За что же?

 - А на кой он мне черт сдался?! Я промышляй, а он пропивать будет!

 - Да ты бы на него начальству пожаловалась!

 - Вот еще, из-за таких пустяков начальство беспокоить...

 - Что ж теперь с тобой будет?

 - А что будет! Будут судить и покеда в тюрьме держать. А потом каторги прибавят и опять кому-нибудь в сожительницы отдадут. А ты за что сидишь?

 - Я не хочу в сожительницы идти.

 - Дура! Ну, и сиди в тюрьме на пустой баланде, покеда не скажешь: "К сожителю идти согласна!" Скажешь, брат! Небось!

 Неволить идти к сожителю не неволят теперь, но человеку предоставляется выбор: свобода или тюрьма.

 Трудно, конечно, думать, чтобы Шаповалова "заупрямилась". Никто не упрямится.

 И вот Шаповалова у поселенца, с которым она столковалась.

 Входит в его пустую, совершенно пустую избу.

 "Сборный человек" вдруг весь разбирается по частям; сапоги с набором отдает одному соседу, поддевку - другому, кожаный картуз - третьему.

 И перед ней на лавке сидит оборвышь.

 - Ну-с, сожительница наша милейшая, теперича вы на фарт идите!

 - На какой фарт?

 - А к господину Ивану Ивановичу. Вы это поскорей платочек и фартучек одевайте. Потому господин Иван Иванович ждать не будут. Живот ему другой кто свою сожительницу подстроит. А жрать нам надоть.

 - Да что ж это я на тебя работать буду?

 - Это уж как на Сахалине водится. Положение. Для того и сожительниц берем. Да вы, впрочем, не извольте беспокоиться. Я на ваши деньги играну, такой куш выиграю, - барыней ходить будете. А теперича извольте отправляться.

 - Да ведь я там, в России, за это же самое мужа, что меня продать хотел, задушила!

 - Хе-хе! Там Рассея! Порядок другой. А здесь, - что же-с! Ну, и задушите! Другой такой же сожитель будет. Все единственно. Потому сказано - каторжные работы. Пожалуйте-с! 

Несчастнейшая из женщин

 От пристани до поста Александровского около двух верст. Дорога ведет через лесок. Направо и налево от дороги, за канавой, тянется хвойная тайга, здесь повырубленная и довольно редкая. В ямах и ложбинках еще лежит снег, а по кочкам и на прогалинах уже лезет из земли "медвежье ухо". Его желтый лист лезет из-под земли свернутый в трубочку и пышно развертывается, словно хочет сказать: "Любуйтесь, какое я, медвежье ухо, красивое".

 - Ах, черт ее возьми! - сказал как-то один из служащих, когда я проходил с ним мимо леска. - Сашка Медведева уж стан свой раскинула. Ишь, и флаг ее болтается. Ах, тварь! В этакий-то холод.

 На одном из деревьев болталась грязная тряпка.

 Познакомиться с Сашкой Медведевой, это значит - стать на одну из последних ступеней человеческого падения.

 Сашка Медведева - знаменитость Александровского поста. Ее знают все, а ее клиентами состоят самые нищие из нищих каторги: бревнотаски, дровотаски, каторжане, работающие на кирпичных заводах. Сашку Медведеву презирают все. Даже самые последние из сахалинских женщин говорят о ней не иначе, как с омерзением. Женщина вообще пользуется небольшим почтением на Сахалине; обыкновенно их зовут-таки очень неважным титулом, но для Сашки существует особое наименование, дальше которого уже презрение идти не может...

 Сашке около 45 лет. Плоское лицо, по которому и не разберешь, было ли оно когда-нибудь хоть привлекательно. Вечно мутные глаза. Ветер, холод, непогоды "выделали" кожу на ее лице, и кожа эта кажется похожей на пергамент. Одета Сашка, конечно, в отрепье.

 Зимой эта почти уже старуха валяется по ночлежным домам в Александровских слободках, - по этим ужасным ночлежным домам, содержимым бывшими тюремными майданщиками. Эти ночлежные дома и по обстановке совсем тюрьмы. Те же общие нары вдоль стен, где вповалку спят мужчины, женщины и дети. Здесь же валяется и Сашка Медведева, "припасая" на завтра на выпивку.

 Но как только в воздухе повеет холодной и унылой сахалинской весной, Сашка переселяется в тайгу близ бойкой и людной дороги от пристани к посту; здесь, по образному выражению господ служащих, "разбивает свой стан" и выкидывает свой флаг, - вешает на одном из деревьев около дороги тряпку.

 Это условный знак. И вы часто увидите такую сцену. Идет себе, как ни в чем не бывало, по дороге каторжанин из "вольной тюрьмы", дойдет до дерева с "флагом", оглянется - нет ли кого, грузно перепрыгнет через канаву и исчезнет в тайге.

 А Сашка сидит целый день на полянке, иззябшая, продрогшая и поджидает посетителей. Проводя время в лесу, Сашка одичала, и если увидит какого-нибудь вольного человека, не каторжника, бежит от него так, как мы побежали бы, встретившись с каторжником. Если Сашке приходится нечаянно встретиться с кем-нибудь нос с носом, она боязливо пятится, и тогда в ее мутных глазах отражается такой страх, словно ее сейчас исколотят.

 Контрибуция, которую она берет со своих нищих посетителей, колеблется от двух до трех копеек. Много ли зарабатывает Сашка? - Копеек