– Мона, прекрати! – взмолился Квинн.

Моя боль никого не интересовала, кроме меня самого. Мона снова побледнела, глаза утратили блеск, она впала в транс… Но только на секунду.

– И вы знаете, что самое ужасное? – Мона прищурилась, словно не могла припомнить, о чем хотела сказать. – О да, вампиры. Я говорю о настоящих вампирах. У них нет своих веб-сайтов.

– Пусть так все и остается, – сказал Квинн. – Им не следует заводить сайты.

– Вам пора поохотиться, – сказал я. – Вы оба проголодались. Отправляйтесь на север, пройдитесь по придорожным кабакам. Посвятите ночь охоте. А завтра, я не сомневаюсь, Роуан будет готова допустить нас к телам Эша и Морриган. И с Миравиль и Обероном мы тоже сможем повидаться.

Мона, ничего не понимая, посмотрела на меня.

– Да, отличное предложение, – прошептала она. – Очередная интермедия. Какая-то часть меня не хочет больше видеть Роуан и Майкла. Не хочет снова увидеть Оберона и Миравиль. А вот Морриган…

– Идем, моя бесценная Офелия, – сказал Квинн. – Поднимемся к небу, малышка, последуем совету возлюбленного босса. Мне знаком этот маршрут по забегаловкам с музыкальными автоматами и бильярдными столами. Сделаем «по глоточку» с дальнобойщиками и ковбоями. Можем потанцевать под «Дикси чикс», а потом нам попадется какой-нибудь парень с выгоревшей дотла душой, мы заманим его на какую- нибудь темную автостоянку и перегрызем ему глотку.

Мона не смогла сдержаться и рассмеялась.

– Звучит брутально и основательно.

Квинн потянул ее за руку. Мона наклонилась ко мне, нежно обняла и поцеловала.

Я был несказанно удивлен.

– Моя маленькая фея. – Я прижал ее к себе. – Ты еще в самом начале Пути Дьявола. Впереди тебя ждут удивительные открытия. Будь умницей. Не зевай.

– Но как все-таки настоящие вампиры общаются в Интернете? – абсолютно серьезно спросила Мона.

– Откуда мне знать, сладкая моя? – пожал я плечами. – Я еще не восстановился после первой встречи с паровозом. Он меня чуть не переехал. А почему ты думаешь, что вампиры вообще хотят общаться?

– Не смейся надо мной, – попросила Мона. – В общем, ты не хочешь, чтобы я создала свою веб-страничку.

– Совершенно верно, – мрачно согласился я.

– Но ты же опубликовал «Хроники»! – возмутилась она и подбоченилась. – Что на это скажешь? Мне интересно, как ты будешь оправдываться.

– Этот вид исповеди известен с незапамятных времен, – сказал я. – Берет начало в Древнем Египте. Книги незаметно проникают в мир. Распечатанный вымысел, фантазии. Их вдумчиво читают, передают из рук в руки. Если книги не нужны, их уничтожают, если чего-то стоят – они живут дольше, а потом оказываются в сундуках, на чердаках, на свалке… В любом случае, я не собираюсь ни перед кем оправдываться. Не лезь в Интернет!

– Ты меня не убедил, – сообщила Мона. – Но я все равно тебя люблю. А ты подумай о моей идее создать свою радиостанцию. Может быть, еще не поздно. У тебя будет своя программа.

– А-а-а-а-а! – взвыл я. – Я этого не вынесу! Ты думаешь, ферма Блэквуд – это весь мир. Это не так, Мона! Есть просто ферма Блэквуд и болото Сладкого Дьявола, поверь мне. И как долго, по-твоему, она будет нашей – твоей, моей, Квинна? Господи, с нами напрямую связалась та, кто подсказала нам, где искать Скрытый народ, мы получили электронное письмо из Центра Мудрости, а ты все талдычишь о веб-сайтах! Убирайся с глаз моих! Не выводи меня из себя!

Кажется, мне удалось ее немного напугать. Мона была так измучена, что непроизвольно отшатнулась, когда я повысил на нее голос.

– Разговор не закончен, возлюбленный босс, – сказала она. – Твоя проблема в том, что ты слишком эмоционален. Стоит мне тебя о чем-нибудь спросить, ты сразу взрываешься.

Квинн подхватил свою возлюбленную на руки и, напевая ей на ухо, сделал большой круг над террасой. Они исчезли из виду, а смех Моны еще звучал в ласковом вечернем воздухе.

Теплый бриз заполнил собой наступившую тишину. Далекие деревья начали свой плавный танец. Сердце мое вдруг тяжело застучало в груди, неприятный холодок пробежал по спине. Я поднял с пола статуэтку святого Хуана Диего и поставил его в центр стола. Я не стал ничего о нем рассказывать. Эх, маленький деревенский оборванец с бумажными розами, ты точно достоин лучшего воплощения.

Я погрузился в пучину. Пульсирующая ночь пела мне о небытии. Звезды рассыпались по небу, символизируя весь ужас нашей вселенной – разорвавшееся на мельчайшие куски тело убегавшего на чудовищной скорости от бессмысленного, лишенного понимания источника.

Святой Хуан Диего, избавь меня от этого! Сотвори еще одно чудо!

– Что с тобой? – тихо спросил Стирлинг.

Я вздохнул. Вдали виднелась белая изгородь пастбища, в воздухе чудесно пахло травой.

– Где-то я допустил промах, – сказал я. – Не смог сделать самое главное.

Я рассматривал своего визави.

Терпеливый Стирлинг, ученый англичанин, святой Таламаски. Человек, который сыт монстрами по горло. Безумно хочет спать и все же внимателен к собеседнику.

Стирлинг повернулся и посмотрел на меня. Умные живые глаза.

– О чем ты? – спросил он. – Что ты не смог сделать?

– Я не смог донести до Моны всю серьезность ее превращения.

– О, она все понимает.

– Ты меня удивляешь. Ты ведь не забыл, кто я. Фасад тебя не обманет. Твоя мудрость и твое великодушие не дадут тебе забыть о том, что скрывается под этой маской. И ты считаешь, что знаешь Мону лучше, чем я?

– Она перенесла одно потрясение за другим, – спокойно отвечал Стирлинг. – Что тут поделаешь? Чего ты от нее ждал? Ты знаешь, что она преклоняется перед тобой. А что, если она специально тебя дразнит? Это вполне в ее духе. Я не испытываю никакого страха за нее, когда она рядом, у меня не вызывает беспокойства ее недисциплинированность. Скорее даже наоборот. Я чувствую, что может наступить момент, когда ты оглянешься назад и поймешь, что где-то когда-то ее невинность была утеряна, а ты даже не можешь вспомнить, как это произошло.

Я думал о бойне на острове, о том, как безжалостно были уничтожены Родриго и его приспешники. О телах, которые были сброшены в море. Размышлял о небытии.

– Невинность – слово не из нашего лексикона, мой друг, – сказал я. – Мы не культивируем в себе это качество. Честь, да, я думаю, у нас есть, даже в большей степени, чем ты можешь себе представить. У нас есть принципы, да, и мужество нам не чуждо. Я научил ее этому, и временами мы способны вести себя достойно. Даже героически. Но невинность? Этим качеством мы не можем похвастать.

Стирлинг кивнул и откинулся на стуле, чтобы обдумать мои слова. Я чувствовал, что у него есть ко мне вопросы, но он не решается их задать. Что ему мешало – деликатность или страх? Этого я понять не мог.