выдохнул, кажется, весь воздух, что был в легких, и усмехнулся. – Почему это так непросто? Пока я ехал, представляя наш разговор, все выходило очень естественно.

– Да? Как?

Ей было трудно сказать что-то еще: сердце колотилось так сильно, что Элейн боялась упасть без сознания.

Оддин сделал еще один шаг к ней, оказавшись совсем рядом.

– В моем воображении я без труда подошел к тебе, взял за руку… – Он подхватил ее ладонь, сжав в своей, большой и теплой. – И сказал: «Элейн, я понял, что полюбил тебя. Будь моей женой».

– Жаль, что так не получилось, – выдохнула она. – Звучит очень романтично.

Его губы дрогнули, она вновь его рассмешила. Но Оддин ждал ответа.

– Если бы ты так и сделал, – продолжила она, – я бы сказала, что тоже думала о тебе все эти месяцы. И что твои чувства, кажется, взаимны.

Он прижал ее пальцы к своим губам, в голубых глазах плескался восторг.

– Но ответила бы, что мне нужно подумать. Я – глава клана Мун. Некоторые ждут, что я свяжу свою жизнь с дальними родственниками, которые тоже носят нашу фамилию, чтобы сохранить ее.

– Понимаю, – пробормотал он, чуть отстраняясь; затем, справившись с собой, галантно поклонился. – В таком случае я сказал бы…

– Давай закончим с этим, – предложила Элейн, рассмеявшись, и он разделил ее веселье.

– Я буду ждать ответ. Столько, сколько потребуется.

Она благодарно кивнула, а затем добавила:

– Я должна предупредить еще кое о чем. Я дала своему клану клятву, что, кто бы ни стал моим мужем, первенец будет носить фамилию Мун. Он станет продолжателем нашего рода.

Оддин немного опешил. Его брови удивленно взлетели, но он быстро вернул себе невозмутимое выражение лица.

– Что ж, это… это значит, что, если ты дашь согласие, нам придется родить как минимум двух сыновей. Каждому роду по мальчику.

– Звучит разумно.

– Буду с нетерпением ждать возможности заняться этим вопросом.

Элейн покраснела.

Оддин отступил назад, с неохотой отпуская ее руку.

– Думаю, пока у твоего родственника не случился приступ, мне лучше уйти. Я и так слишком долго злоупотреблял гостеприимством.

Он сообщил, что остановился в гостинице в Хапо-Ое и мог оставаться там еще неделю или две.

Уже когда Оддин был в дверях, она спросила:

– Кстати, а что именно произошло с Художником?

– А. – Он остановился. – Его загрызла свора собак.

Едва Оддин ушел, Элейн упала в кресло. Эмоции бурлили в ее душе. Восторг и страх, надежда и снова страх. Она боялась потерять это хрупкое счастье, потому что видела слишком много препятствий. Да и трудно было поверить, что судьба решила наконец облагодетельствовать и ее.

Вскоре раздался стук в дверь. Конрад желал обсудить визит Торэма. Элейн распрямилась, предложила ему то кресло, в котором несколько минут назад сидел Оддин, и приготовилась к маленькой битве.

Конраду не было еще и сорока, он был подтянутым и энергичным и бóльшую часть времени нравился Элейн. Но когда он начинал играть роль Хранителя имени, ей нередко хотелось выкинуть его в окно. И предстоящий разговор не мог оказаться простым.

– Что он хотел? – мрачно поинтересовался Конрад.

– Господин Торэм приезжал сообщить о смерти Ллойда, оказавшегося Художником. Помните, я рассказывала про этого человека?

Кузен прожигал ее взглядом. Это были знакомые глаза, у многих из клана Мунов были такие: светлые, пронзительные, с маленькой точкой зрачка.

– Мог написать это в письме.

Прежде чем она сумела что-то ответить, Конрад жестко сказал:

– Торэмам в этом доме не рады. Я пустил его один раз, но больше этого не случится.

Они никогда не разговаривали об этом, но Элейн сама вспомнила, что Конрад был сыном двоюродной сестры Драммонда Муна. Она жила в Думне.

Элейн стоило бы мягко сообщить ему, что Оддин не в ответе за действия семьи, он – хороший человек, и им нужно просто познакомиться.

Но она мало знала о мягкости, деликатность не входила в число ее сильных сторон, и если Элейн не чувствовала реальной угрозы жизни или безопасности, то редко проявляла гибкость. Поэтому она резко отозвалась:

– В таком случае, нам придется обсуждать его предложение на улице.

Конрад подался вперед.

– Какое еще предложение?

– Руки и сердца, разумеется.

Он сжал ручки кресла и сомкнул челюсти, ища подходящие, но приличные слова.

– Как он посмел явиться сюда и предлагать такое.

– Он из знатной семьи. Я – глава клана. Не вижу в нашем союзе ничего предосудительного.

– Ты знаешь, о чем я, Элейн!

Они спорили по меньшей мере четверть часа. Конрад кидался обвинениями в адрес всех Торэмов, Оддина и даже Элейн, за ее беспечность, неосторожность, эгоистичность и много чего еще. Она настаивала на том, что имела право самостоятельно выбирать будущего мужа, а Оддин был достойным человеком.

Их спор оборвался, когда в дверь постучали, и в комнату вошла жена Конрада, Омелия.

– Прошу, не подумайте, что я подслушивала, но в доме нет места, где вас не слышно, – произнесла она мягко. – Ваш разговор затянулся и перебудил детей. Поэтому позвольте вмешаться.

Ее муж раздраженным взмахом руки позволил говорить.

– Не кажется ли тебе, Конрад, что Элейн действительно должна принять решение самостоятельно?

– Она глава клана! – процедил он уже не в первый раз.

– Именно поэтому.

– Она глава клана и несет ответственность за него!

– А еще имеет право делать выбор и ошибаться…

– Она не имеет права ошибаться!

– Не припомню такого в клятве главы клана! – тут же вспылила Элейн.

Она уже некоторое время стояла за креслом, вцепившись в спинку, пытаясь хоть как-то совладать с яростью.

– Конрад, ты можешь дать совет, но не должен давить… – вновь очень осторожно, почти нежно заговорила Омелия.

Элейн даже позавидовала ее способности одним голосом успокаивать злость и раздражение.

– Я не давлю! Это и есть совет: ты не можешь выйти замуж за Торэма, ни один Мун не простит тебе такого предательства.

Он встал и, обвиняющее указывая на Элейн пальцем, язвительно произнес:

– Делай свой самостоятельный выбор: твой род или твои девичьи прихоти. Обязательства или пренебрежение доверием семьи. Честь и достоинство или…

– Я думаю, Элейн поняла твою мысль. – Омелия обвила рукой его предплечье. – Пойдем, скоро обед.

– Вот поэтому никто не хочет делать женщину главой клана… – услышала Элейн его бормотание, когда Конрад уже был в дверях.

Уронив голову, она прижала ладони к лицу. Элейн давно не обращалась к картам. Пару раз возникали ситуации, когда ей нужна была подсказка, но последние два или три месяца все было довольно просто и понятно.

И вот вновь настал момент, когда Элейн потребовалась ее колода.

Прикрыв глаза, она подумала об Оддине, о своем клане, о словах Конрада –