Но она покачала головой и все же, набравшись сил, подошла ближе к телу. На лицо она старалась не смотреть. Легче было думать о рисунках Художника как о чем-то отдельном, не имеющем отношения к Донуну, человеку, которого она видела танцующим всего несколько часов назад.

– «Нашел покой. Свободен», – произнесла Элейн и поспешно отошла в сторону.

– Нашел покой? – удивился Оддин. – Свободен? От чего?

Она не хотела продолжать разговор на глазах у других полицейских и прислуги, с интересом глядевших на странную парочку, поэтому изобразила, что ее мутит. Оддин тут же вывел Элейн на улицу.

– Ллойд говорил, что ищет покой, – задумчиво проговорила она. – Он пытался мстить той, что была с ним жестока, но, убивая других, похожих на нее женщин, не мог ощутить удовлетворения. Кажется, теперь, убив того, кто действительно этого заслуживал, он ощутил, что наконец… сделал мир лучше. Выполнил свой долг. Освободился.

– Хочешь сказать, он завязал с убийствами? – с сомнением уточнил Оддин.

Элейн дернула плечом. Откуда ей было знать? Она могла лишь догадываться о смысле этого послания.

Оддин тяжело вздохнул.

– Я продолжу поиски Художника. Ты знаешь, как он выглядит, у него есть яркие приметы в виде шрамов. Мы продвинулись в наших поисках, так что…

– Желаю удачи. Правда. Но верю ли я, что однажды ты его отыщешь? Не очень. Я думаю, он покинет эти места. Ты нужен был ему, чтобы… сыграть свою роль в этой истории возмездия. Не знаю, может быть, он считал, что пока ты не поймал его, высшее правосудие дает ему право убивать. Или даже хотел, чтобы ты отправил его на виселицу и таким образом добился справедливости. Не знаю! Но пока он чувствует себя освободившимся, думаю, не станет убивать и не станет искать возможности быть пойманным. А значит, сделать это будет трудно.

Оддин сложил руки на груди, хмуро глядя в темноту ночи.

– Женщины! Как легко вы умеете лишать надежды!

Элейн хмыкнула. Они вместе вышли на широкую улицу, прошли к привязанной к забору лошади.

– Мне нужно обратно, – вздохнул Оддин.

Она понимающе кивнула.

– Я найду экипаж, чтобы ты могла вернуться в дом моей матери и переночевать. Утром отправишься, куда посчитаешь нужным. Может быть, все-таки передумаешь и поедешь в Альбу…

Элейн покачала головой.

– Спасибо, Оддин, но не стоит. Я найду гостиницу и остановлюсь там. Не хочу злоупотреблять твоей добротой и гостеприимством госпожи Торэм. Тем более, возможно, мне придется задержаться здесь на несколько дней. Хочу узнать о судьбе Ковина.

– Тогда позволь, я хотя бы отвезу тебя к гостинице. Я сам остановился в «Веренице». Дождись меня, поедем вместе.

Помня, что пара десятков солдат все еще разыскивала ее по приказу Ковина, Элейн согласилась. Она присела на широкие ступени, что вели к калитке во владения Донуна, укуталась в накидку и привалилась спиной к кованому забору. Полицейские входили и выходили, она не мешала им, как и они – ей. Насыщенный событиями и эмоциями день совершенно опустошил Элейн. Она не испытывала ничего по поводу смерти Донуна и даже почти перестала думать о том, что ждало Ковина. Ей просто хотелось покончить со всем этим, оставить позади, перевернуть страницу. Глаза сами собой закрылись. Она не собиралась спать, просто хотела дать себе передышку, поэтому погрузилось в состояние полусна, из которого ее вывел лай собаки. Вздрогнув, она распрямилась и открыла глаза.

Сердце пропустило удар. В нескольких шагах от нее стоял Ковин Торэм. И Элейн могла поклясться: его глаза яростно сверкали, несмотря на темноту. Может быть, это были отблески луны, но выглядело зловеще.

– Кака-а-я встре-е-ча, – лениво протянул он, обнажив зубы в кривой усмешке. – Воистину, все, что ни происходит, происходит к лучшему. До меня дошли ужасные новости, что мой друг отдал душу Солнцу.

Ковин чуть склонил голову набок и состроил печальную мину.

– Но вот плохая весть привела меня к тебе, прачка.

Он выплюнул «прачка» так, будто это было самое грязное ругательство. Его глаза вновь кровожадно сверкнули.

Элейн, поднявшись на ноги, начала медленно пятиться назад, пытаясь сообразить, услышит ли ее Оддин из дома, если она закричит. Будто специально, рядом с домом не было ни одного полицейского. Двор пустовал.

– Солнцу? – уточнила она, даже не беспокоясь, что голос звенел от эмоций. – Вы и правда думаете, его душу не поглотила бездна? Хотя это слишком незначительное наказание для такого, как он. О нет… Слышите этот лай?

Город был погружен в тишину. Ковин вопросительно поднял брови.

– Это сюда спешит Неистовый гон, чтобы грешная душонка Донуна целую вечность металась по свету, спасаясь от своры кровожадных собак.

Где-то неподалеку и вправду раздался лай, заставив и Элейн, и Ковина вздрогнуть. В воздухе витало что-то пугающее, слишком жуткое даже для мормэра Нортастера.

– Может, они и по вашу душу тоже? – прошептала она, чувствуя, как мурашки пробежали на коже.

Ковин сделал шаг в сторону Элейн, и она, оказавшись рядом с лошадью Оддина, схватилась за поводья. Кто будет быстрее: она, неопытная наездница в длинной юбке, пытающаяся забраться на лошадь, или он, обуреваемый яростью мужчина?

– Тогда в Думне я мстил, прачка, это священное право, – процедил Ковин.

– Я тоже мстила, – со смешком ответила Элейн. – Чувствуете, насколько справедливее и лучше стал этот мир?

Он сделал еще шаг, вынуждая ее прятаться за животным. То недовольно фыркало и переминалось с ноги на ногу.

– Ты грязное кападонское отродье, – прорычал Ковин, неотвратимо приближаясь, сжимая и разжимая здоровые пальцы. – Я убил сотню таких, как ты, но твоя смерть будет для меня особенно сладкой. И не думай, что умрешь так же быстро, как папочка. О нет, я буду резать тебя кусочек за кусочком, пока ты будешь скулить от боли…

С этими словами он выхватил из ножен на поясе острый клинок и поднял его над головой. Лошадь, будто бы почувствовав опасность, громко заржала и взбрыкнула.

Животное попыталось освободиться, взмахивая головой, грива щекотала лицо Элейн. Испугавшись такого беспокойного поведения, она начала отходить, хватаясь за прутья забора.

В тот миг, когда, казалось, Ковин был готов настигнуть жертву, раздался тихий протяжный вой.

Конь Оддина резко дернулся, каким-то чудом отвязавшись от металлических прутьев, и поскакал прочь. Элейн и Ковин застыли, словно приросли к месту. Оба не отрываясь смотрели на черного пса, вышедшего на залитую лунным светом дорогу. За ним из тьмы выплыла еще одна собака. А за нею – целая свора. Их шумное дыхание превращалось в пар, и вскоре все вокруг затянуло прозрачным белесым туманом. Элейн ощутила мороз, пронизывающий до костей.

Свора приближалась, глядя – Элейн