— Вот здесь, сэр!

Над палубой завис конвертоплан «MV-22», завис уже без опаски — на него подбирали раненых, поднимая их с помощью корзины. Спецназовцы ВМФ и парашютисты-спасатели полностью контролировали палубу и подстройки.

Капитан Бретт Вудроу мрачно посмотрел на ведущие вниз ступеньки, на задраенный люк, ведущий в машинное отделение. Коридор очень узкий, возможности маневра никакой, щитов, как у полицейского спецназа, чтобы прикрыться при продвижении, нет.

— Они могут затопить судно? Открыть… не знаю, как это называется…

— Кингстоны, сэр… — сказал один из моряков, — на торговых судах их не бывает. Но если у них есть взрывчатка, они могут ее подорвать, сделав дыру ниже ватерлинии, вы меня понимаете?

— Найдите план судна! Здесь должен быть план действий при пожаре или что-то в этом роде. Ищите, черт вас возьми…

— Сэр, этим займемся мы.

Капитан отступил в сторону, мрачно посмотрел на человека, возглавлявшего небольшую группу бойцов, которых до этого на сухогрузе не было. Черные полицейские костюмы из негорючего «Номекса», бронежилеты, короткоствольные «Мк18» с фонарями.

— Вы кто такие, чем вас возьми?

— Мы антитеррористический батальон, нас перебросили из Эль-Кувейта. Простите, что не смогли прибыть раньше.

Антитеррористический батальон морской пехоты США, организационно входящий в состав четвертой дивизии морской пехоты, базировался теперь в столице Кувейта в казармах, выстроенных бесплатно эмиром Ас-Сабахом и переданных правительству США, эмир также оплачивал все расходы, связанные с содержанием батальона. Сделка была взаимовыгодной, потому что теперь правительство США имело находящийся в кризисном регионе батальон спецназа, который мог быть мгновенно переброшен в любую горячую точку, и ничего не платило за это — а эмир Ас-Сабах имел самую надежную дворцовую стражу, какая только могла быть у правителя страны. Эмир Ас-Сабах выстроил не только казармы, он выстроил себе новый дворец и с тех пор там жил. После серии революций, опрокинувших несколько режимов в регионе, своим подданным эмир не доверял.

Криво улыбнувшись, капитан отошел в сторону.

— Действуйте…

* * *

— Fire in the hole!

У люка, ведущего вниз, глухо хлопнуло, запахло горелым…

— Есть!

— Двигаемся!

* * *

Первый проникший в машинное отделение спецназовец был вооружен пистолетом-пулеметом «МР-7» и полицейским щитом с фонарем, второй — автоматическим дробовиком «АА-12» с барабанным магазином и лазерным прицелом. Коридор был таким узким, что можно было идти лишь цепочкой, по одному, но это было даже хорошо, потому что щит прикрывал всех.

— Поворот влево, — предупредил щитовик.

Морские пехотинцы красиво вышли из-под прикрытия щита, взяли под контроль помещение.

— Проверить углы! Держать периметр! Держать периметр!

— Здесь чисто!

— Двигаемся.

Лестница, вниз два пролета. Какие-то трубы, проходить которые сложно само по себе, дальше узкий, открытый мостик и снова коридор. Лазерные лучи шарят по стенам, но целей нет. Возможно, в машине вообще никого нет, все были на палубе.

— Люк!

Люк закрыт замком с кремальерой, вперед выдвигаются сапер и штурмовая группа. Сапер уверенно крепит в нужных местах полоски взрывчатого вещества, ровно столько, чтобы вскрыть дверь, но не нанести серьезных повреждений.

— Вспышка — и штурм.

— Есть, сэр.

Спецназовцы отходят на безопасное расстояние.

Хлопок!

Удар в дверь — вход. Лазерные лучи мечутся по машинному отделению, замирают на группе людей.

— Ядаук Эрфаа! Ядаук Эрфаа!!!

Люди стоят у машины и смотрят на американцев, их лица поразительно безмятежны. Ни у кого нет оружия, только у одного гаечный ключ в руке.

— Лечь! Лечь!

— Бисми ллахи![91]

Гремит взрыв.

Эта встреча готовилась долго. Очень долго. И дело было не в том, что обе стороны не доверяли друг другу — наоборот, доверяли, когда-то они даже были кем-то вроде соратников. Это было двадцать лет назад, но казалось, что прошла целая эпоха. Жизнь сейчас, в эпоху больших перемен, устраивалась и складывалась совсем по-другому… нет, речь совсем не шла о жизни простых людей, она если чем-то и изменилась, так только в худшую сторону. Изменилась ситуация в мире… чаемая многополярность пришла, но она не принесла ни мира, ни спокойствия. Наоборот, мир стоял на пороге большой, очень большой войны, и все, кто умел делать выводы, — это понимал.

От Чечни — субъекта Российской Федерации, который в принципе не может иметь разведки, — во встрече участвовал человек по имени Салман Магомедович Рзаев, возглавлявший чеченскую внешнюю разведку, один из наиболее доверенных лиц президента Чечни. Об этом человеке много рассказывать пока не стоит, стоит только сказать, что он был профессионалом. Непрофессионал не смог бы создать специальную службу, которая по эффективности действий в выбранных районах воздействия не уступала бы израильскому МОССАДу. Кстати, МОССАД знал о наличии этой службы, уже потерял «от террористических атак» троих своих сотрудников и опасался связываться с чеченцами. Это тебе не беззубая СВР.

От Азербайджана — небольшой, но сильной страны, волей всего одного человека превратившейся из захолустья едва ли не в Дубай на берегах Каспия, — на встречу приехал человек, который никогда не состоял на службе в Министерстве национальной безопасности Азербайджана и ушел в отставку из советских спецслужб по ранению тридцать лет назад. Но этого человека нельзя было недооценивать ни в коем случае. Полный, пожилой, обманчиво доброжелательный, литератор с мировым именем — при этом, безусловно, профессионал, потому что карьеру начинал в органах советской государственной безопасности, знающий многое и многих. В том числе — он знал, кто такой Салман Рзаев, и чего от него можно ожидать. Представитель Азербайджана приехал на встречу по личной просьбе президента и отчитаться тоже должен был только перед ним.

Наконец от Турции, главной страны региона, на встречу приехал человек, который был освобожден из тюрьмы два года назад — в тюрьме он сидел за подготовку государственного переворота и являлся генералом спецслужб. После военного переворота в Турции его выпустили из тюрьмы и извинились — но на службу он не вернулся. В Нахичевань он въехал на машине по документам на имя Мустафы Асфана и предпочитал, чтобы его называли именно этим именем, тем более что имя было подлинным, его и в самом деле звали Мустафа.