Коринн была не в силах взглянуть на мать. Если бы она посмотрела на нее, она смогла бы увидеть, какая она бледная, заметить темные круги у нее под глазами, распухшие запястья. Она не желала испытывать никакого сочувствия к ней, поэтому, положив голову на спинку стула, уставилась в потолок.

– Тогда объясни, – сказала она. – Ты сказала, что ты ждала в хижине, пока парни похищали мою мать. Какой она была, когда оказалась там? – В ожидании ответа Кори обхватила себя руками. Как ужасно узнать о Женевьеве от женщины, виновной в ее смерти!

Эва ответила не сразу.

– Она была скорее рассержена, чем испугана, – сказала она. – Возможно, если бы тебя воспитывала она, тебя не мучили бы страхи, потому что Женевьева была очень сильной и напористой женщиной. И красивой, Кори. Ее красота зачаровывала. Так же, как твоя. Ты очень похожа на нее.

Кори не хотела плакать. Она не хотела, чтобы ее слезы доставили удовольствие ее матери.

– Еще, – сказала она, опуская голову и глядя на нее. – Расскажи еще.

Эва рассказала ей все о той ужасной ночи в хижине – о том, как Женевьева инструктировала ее, готовясь к родам, о том, как Коринн появилась на свет, а Женевьева угасла. Она рассказала ей о том, как завернула ее в одеяло и убежала.

– Я была так напугана, – сказала Эва. – Я полюбила тебя, но я понимала, что должна вернуть тебя твоему отцу. Я попыталась сделать это. Я хотела положить тебя в полицейскую машину, стоявшую перед особняком губернатора, но когда попыталась открыть дверь машины, завыла сигнализация. Поэтому я убежала вместе с тобой. Я до ужаса боялась, что полиция пойдет по моему следу…

– Меня тошнит от этого. – Коринн посмотрела ей прямо в глаза.

– От чего? – спросила Эва.

– Ты все время говоришь только о том, что случилось с тобой. О том, что ты чувствовала. Все о себе, разве не так? Все о себе.

– На самом деле нет, – сказала Эва. – Я очень тревожилась о тебе. О том, что я сделала с тобой. Я не знала, что еще могу сделать, кроме как беречь, и любить тебя, и заботиться о тебе.

– Ты говорила, что мой отец погиб, разбившись на мотоцикле.

– Я не знала, что еще…

– Ты не знала. Ты не знала. Если ты повторишь это еще раз, я завою. – Кори выпрямилась. – Ты слишком хорошо знала, что должна была сделать. Ты должна была пойти в полицию и рассказать им правду, тогда они отдали бы меня моему отцу. Моему настоящему отцу. – В этот момент Кори не отводила глаз от матери, не осмеливаясь смотреть на Джека. Он во всем этом был невинным свидетелем. Ей не хотелось обижать его, но она была слишком зла для того, чтобы выбирать слова. – Вот что ты должна была сделать, – сказала она, – и даже в нежном возрасте, когда тебе было шестнадцать лет, ты понимала это, разве нет так?

– Да, – прошептала ее мать. – Понимала.

– Как ты могла допустить, чтобы моя мать умерла вот так?

Отец придвинул ближе свое кресло.

– Кори, что ты хочешь услышать от нее?

– Папа, как ты себя чувствуешь, узнав, что она лгала тебе все эти годы? – Она задала вопрос отцу, хотя сама чувствовала, что ее предали. В ее ушах звучали лживые слова Кена. Был ли когда-нибудь хоть кто-то честен с ней?

– Я чувствую себя так, будто меня вываляли в дерьме, – сказал отец. – Я сам изо всех сил стараюсь понять. Но я люблю… твою мать. Мы оба много трудились, чтобы создать для тебя и для Дрю любящую семью. Она не та девушка, которой была прежде, Кори.

Вдруг Джек повернул голову, услышав с улицы звук хлопающих автомобильных дверей. Откинувшись назад, он выглянул в окно, а потом закрыл глаза.

– Черт, – тихо сказал он.

– Кто там? – Встав, Коринн посмотрела в темноту через окно. На подъездной дорожке за автомобилем Дрю стояла полицейская машина. Другая припарковалась на улице. Трое офицеров в униформе шли по направлению к входной двери.

– Здесь полиция. – Кори посмотрела на мать, которая, не удивившись, только кивнула.

Коринн рывком открыла дверь, не дав троим мужчинам позвонить в дверной звонок.

– Вы Коринн Эллиотт? – спросил один из них.

Она кивнула.

– Эва Эллиотт здесь?

– Да. – Она отошла от двери, впустив их в дом.

Полицейские вошли, и ее мать неуверенно поднялась на ноги, снова опираясь о руку отца.

– Эва Эллиотт? – спросил один из офицеров.

– Да, – прошептала ее мать.

– Вы арестованы за похищение Женевьевы Расселл и новорожденной Рассел, за подделку документов, тайный сговор, фальсификацию документов публичного характера…

Коринн слушала, пока офицер зачитывал длинный список многочисленных преступлений ее матери, думая при этом: «Кто такая новорожденная Расселл?» Она не сразу поняла, что речь идет о ней. Кори как будто кольнуло. В ней жили два человека. Кем была бы повзрослевшая новорожденная Расселл? Она почувствовала, что у нее потемнело в глазах, и схватилась за подлокотник дивана, чтобы не упасть.

– Не надевайте на нее наручники. – Отец схватил одного из офицеров за запястье, желая помешать ему надеть на Эву наручники, но быстро отпустил. – Пожалуйста, – сказал он. – У нее болят запястья.

– Все нормально, Джек, – сказала Эва. Она спокойно подчинилась, почти не обращая внимания на наручники на своих запястьях. Эва не сводила глаз с Коринн, которая наслаждалась тем, что с Эвой обращаются как с преступницей, какой она и была. Кори хотелось, чтобы мать почувствовала ту же боль, что и она.

– Я поеду вслед за вами на машине Дрю, – сказал отец матери. Он был таким заботливым по отношению к ней. Таким понимающим. Он всегда был тряпкой.

Кори смотрела, как они направляются по подъездной дорожке к полицейской машине. Со спины неуверенная походка матери была еще заметнее. Это всегда было заметнее, когда она шла рядом с кем-нибудь, как теперь с офицерами, стараясь изо всех сил не отставать от них. Всего на секунду Коринн захотелось окликнуть полицейских: «Не принуждайте ее идти так быстро!» У нее защемило в груди, когда она смотрела, как та единственная мать, которую она знала, удаляясь от нее, прихрамывая, шла по дорожке.

Когда на следующий день начали звонить и собираться на улице возле дома репортеры, объятая бешенством Коринн, задвинув шторы в спальне, села на кровать и стала смотреть телевизор. Дж. Б. Макинтайер, соперник Кена на канале WIGH, вел репортаж из зала суда в графстве Уэйк, где Тимоти Глисон был приговорен к пожизненному заключению. Часом позже она увидела, что он ведет репортаж от ее дома.

– По иронии судьбы, – говорил он, – в последнее время события в деле Тимоти Глисона развивались так, что привели нас к дому репортера канала WIGH Кена Кармайкла.

Коринн терпеть не могла голоса Дж. Б. Он все драматизировал. Он мог превратить сущую ерунду в событие, представляющее собой угрозу для жизни.