этого не обязательно быть небесным с безграничным могуществом. Достаточно быть экзорцистом, обученным в ордене Белых сов, – заметил инквизитор. Достав из сумки серебряную кисточку с белыми волосками, он заговорил с больным. – Я покрою твою руку знаками, которые используют для изгнания демонов. Это уменьшит воздействие на тело демонических сил и позволит светлым сделать свою работу, – сказал он, продолжая доставать из сумки все необходимое

Склянки и тряпочки, одна задругой, появились на полу одна за другой, вскоре возле постели Рэмола оказалась целая лаборатория.

– Ты собираешься изгонять демона из демона? Это глупость! К тому же, это навредит Рэмолу, – возразил Демонтин, подходя к постели.

– Это не навредит, лишь причинит боль. Но Рэмол будет крепко спать и ничего не почувствует, – возразил юноша, внимательно посмотрев на Истэку. – Знаешь, мне будет спокойнее, если ты выйдешь из комнаты и прекратишь мне мешать.

– Нет уж, пусть брат наблюдает за тем, что ты со мной делаешь, подлый убийца, – фыркнул больной.

– Я пытаюсь помочь тебе, – нахмурился инквизитор.

Его злило даже не столько их недоверие, сколько то, что эти двое, – те, о встрече с которыми он мечтал столько лет, – ведут себя, как обыкновенные трусливые колдуны. Неужели они не видят, кто перед ними? Неужели настолько слепы?

– Я знаю, что ты пытаешься помочь, – поспешил успокоить юношу больной. – Но также я знаю, что мой брат в жизни не поверит в твои благие намерения. Такой уж у него больной характер. Пусть уж этот старый ворчливый старик-маразматик побудет здесь и убедится, что я буду в порядке после твоих опытов. Не прогоняй его.

– Именно, что опытов! Сомневаюсь, что это действенный способ лечения. Скорее всего, от твоих знаков рука получит другую рану, которая пойдет уже от ущемления демонической сути тела! – продолжил высказывать свои сомнения Истэка, получив, как ему показалось, поддержку брата. – Невозможно нарушить равновесие без последствий.

– Сейчас равновесия нет, – уже с некоторым раздражением объяснил инквизитор. Он ожидал большей понятливости от ученого, о гениальности которого так много слышал и читал. – В ином случае рана не появилась бы!

– Ты можешь быть уверен в том, что делаешь? – подозревающее прищурился Демонтин.

– Истэка, хватит! – поморщился Рэмол. – Это уже даже не смешно, ты ведешь себя, как неблагодарный идиот и оспариваешь очевидные вещи. Что с тобой такое? Мальчик просто пытается помочь! Ты сейчас добьешься того, что он уйдет, а я в итоге еще боги знают сколько проваляюсь в постели. Мне это уже надоело: крылья затекли!

– Мы не знаем, кто он, зачем пришел и почему вообще помогает. Как мы можем доверить ему твое лечение, тем более связанное с экзорцизмом? – воскликнул Истэка. – Твоя ветреность однажды доведет тебя до смерти, Рэм!

– Моя ветреность не дает мне помешаться и забыть о таких элементарных вещах, как доверие к ближнему. Я верю, что он хочет помочь.

– В отличие от тебя, я не могу верить на слово незнакомцу, – Истэка повернулся к инквизитору. – Ты можешь хоть чем-нибудь подтвердить свои слова о том, что это безопасно? Представь мне теорию или процитируй свой учебник, что угодно!

Инквизитор вдруг начал расстегивать сложный ворот своего одеяния, чем поразил обоих братьев. Серафимы смотрели на раздевающегося юношу, даже не решаясь его остановить от изумления.

Когда белая мантия была расстегнута, под ней обнаружилась рубашка из плотной ткани, плотно прилегающая к телу и полностью закрывающая его. Под рубашкой оказался еще одна, совсем тонкая, но с высоким, сложно застегнутым воротом. Когда была снята и она, серафимам открылся торс юноши, покрытый вязью серебристых иероглифом и рун.

Эти знаки были плохо знакомы Рэмолу, но Демонтин узнал их мгновенно. Хватило одного взгляда для того, чтобы ученого прошиб холодный пот.

В его памяти в миг воскресли бесконечные годы пыток в тайной Церкви. Этими самыми знаками черные монахи покрывали его тело, чтобы проверить, насколько силен просыпающийся внутри демон: чем громче орал от боли Истэка, тем сильнее должна была быть его сущность.

Демонтин, содрогнувшись от воспоминаний, которые и по сей день снились ему в кошмарах, посмотрел на юношу уже иначе. Для него тут же стали понятны и странное поведение юноши, и обширные познания в демонологии, и его бездушные глаза. Был бы Истэка поэтом, он назвал бы эти глаза безднами боли… но он не был поэтом, потому просто пожелал юноше скорой смерти.

– Этого достаточно? – Арланд вопросительно посмотрел на Демонтина.

– Вполне, – кивнул ученый.

– Практики в борьбе с демоническими сущностями со светлыми у меня было достаточно, – объяснил юноша. – Поверьте, я знаю, что делаю, и смогу вылечить вашего брата так же, как когда-то лечил себя после ритуалов в инквизиции. Они делали со мной то же самое, – он кивнул на руку серафима.

Истэка не ответил, но по его взгляду инквизитор догадался, что больше его не будут отвлекать вопросами. Он сел на кровать возле больного серафима и, когда тот кивнул, сдунул ему в лицо со своей ладони желтоватый порошок.

После того, как Рэмол вдохнул крошечные частицы, его губы растянулись в блаженной улыбке. Он что-то пробормотал про небо, которого так давно не видел, и в следующую же секунду крепко уснул.

Протерев руку серафима марлей, промоченной в специальном растворе, инквизитор обмакнул кисть в чернила и приступил к работе.

Арланд наносил знаки на руку и плечо в тех местах, где сеть ран была реже. Он аккуратно выписывал каждую черту, все они сплетались в хаотичную вязь из непонятных никому, кроме самого экзорциста, символов.

Под серебряной кистью кожа серафима начинала краснеть, места линий распухали и бугрились прямо на глазах. Но, несмотря на это, когда первое кольцо вязи на руке было замкнуто, самые маленькие из ран, распространенных по телу смертельной болезнью, стали сами собой закрываться.

Истэка не верил своим глазам.

– Несколько дней, и рука будет здорова. После этого смойте чернила, чтобы равновесие восстановилось, – сказал инквизитор, закрывая чернильницу.

Истэка посмотрел на эту чернильницу, чувствуя себя как никогда странно. Когда-то и он изобрел нечто удивительное, связанное с одной чернильницей…

– Ты можешь остаться здесь до тех пор, пока Рэмол полностью не выздоровеет? – спросил Демонтин.

– Нет, я не могу остаться, я уеду сегодня же. Мне нельзя задерживаться, – покачал головой Арланд, вставая с кровати. Он стал поспешно одеваться.

– Не поедешь же ты в ночь. Побудь хотя бы до завтра. Ты хотел узнать что-то, так вот – узнаешь. Оставайся, и я расскажу тебе, что ты хочешь, – Истэка старался говорить вежливо, но не мог.

Появление этого юноши, эти знаки на его теле, трижды проклятая чернильница!… Слишком, слишком много воспоминаний. Демонтин