чашу весов к чему-то одному, и он погибнет. Возможно, сущности столкнутся и уничтожат его, а если нет, то демон победит и тогда уже ни символы, ни зачарованная одежда не помогут скрыться от Церкви.

Одни Боги знают, что у Арланда уже не оставалось сил терпеть. Он наконец завершил то, к чему шел многие годы, но потратил на это слишком много. Сил на дальнейшую борьбу просто не осталось.

Но от смерти инквизитора отворачивали две важные вещи. Первое – скорее всего его смерть будет долгой и мучительной, потому что ни демона, ни инквизитора так просто не убьешь. Быстрая регенерация и невосприимчивость к любому типу магии сделали свое черное дело, и даже ножом по горлу придется провести несколько раз для того, чтобы появилась хоть ранка. Вторая причина – надежда. И сейчас Арланда не оставляла надежда, что когда-нибудь все будет хорошо, а сейчас ему нужно лишь перетерпеть все это, пересечь черную полосу в жизни, длящуюся вот уже одиннадцать лет – если считать от момента, когда он узнал, кто такой и что за жизнь его ждет. Но хорошее оно ведь всегда в будущем, так подбадривал себя инквизитор. До счастья надо суметь добраться, дожить, ведь никак иначе его получить нельзя…

Забывшись в размышлениях, Арланд не заметил, как в комнате стемнело. Демонтин, обещавший посвятить его в какие-то тайны, никак не шел, и инквизитор решил, что раз так, то можно лечь спать.

Забравшись под одеяло и положив голову на подушку, Арланд вдруг с удовольствием почувствовал знакомый запах. Подушка и одеяло были пропитались особой смесью ароматов… так Бэйр пахла на балу.

Неужели она спала именно здесь, в этой комнате?

Прижавшись носом к подушке, инквизитор глубоко вдохнул, и в его голове закружились приятные воспоминания.

Он редко вспоминал о ведьме, но теперь этот запах разбудил в нем прежнюю увлеченность.

Конечно, она не была красавицей, не была привлекательной, от нее не перехватывало дыхания и ради нее не хотелось совершать подвиги. Но ее простота, зачастую переходящая в дикость, ее непосредственность и свобода, которую она себе позволяла всегда и во всем… это в ней манило Арланда.

Бэйр представлялась ему дитем темного леса, живущим по своим коротким правилам и не знающим ничего, кроме них. Инквизитор ничуть не удивился, узнав о том, что она иномирянка: где-то в душе он уже давно верил в это. Верил в то, что она – существо не отсюда, неугомонный дух, посетивший этот мир с ему самому неизвестной целью.

Инквизитор, закрыв глаза, вспоминал ведьму во всех подробностях, вспоминал их совместные приключения, думал о том, когда и как они снова встретятся… Он сам не заметил, как уснул за этими мыслями.

В пять утра к нему зашел Демонтин и разбудил. Еще сонного Арланда серафим проводил в свой кабинет, дал крепкого бодрящего напитка и начал делать то, что и обещал: рассказывать, все что знает, и отвечать на все вопросы.

К девяти утра Раф приготовила завтрак, они вместн поели, а потом Арланд навестил Рэмола, чтобы убидеться, что с тем все хорошо.

Крылатый серафим выглядел куда лучше и уже ссорился с братом, чтобы тот позволил ему вылезти из кровати. Однако, Истэка был неприколнен.

Когда инквизитор уже собирался уходить, Рэмол неожиданно попросил его остаться, а брата – выйти. Никто в тереме так и не узнал, о чем они говорили несколько часов подряд.

Когда Арланд вышел из комнаты, тут же объявил, что уезжает. Не желая задерживаться ни на минуту, он отправился в путь.

Призрачный псарь

Бродячая ведьма

*Бэйр, ведьма с Великих равнин*

– Мамаааа!!! – завопила своим глубоким басом девица.

– Леопольд, прыгай! Быстрее! – крикнула я оборотню, испуганно вжимаясь спиной в стену сарая.

– Ах, ты тварь проклятая!!! – заорала на меня мать девицы.

Мышонок помедлил и это чуть не стоило мне головы: бешеная бабища накинулась на меня с острой палкой, похожей на лом. Я едва увернулась от удара этой чокнутой!

Вскочив, я успела откинуть мамашу разбуянившейся девицы подальше магическим силовым толчком. В ту же секунду Леопольд собрался с духом и все же спрыгнул с высокой полки прямо мне в руки.

Быстро запихнув крысенка в шарф, я бросилась вон из сарая. Черт, догадавшись по крикам, что дело нечисто, сам выбежал во двор и уже ждал нас. Едва добежав до коня, я запрыгнула ему в седло, и мы стремглав полетели подальше от гостеприимного дома.

– Ведьма! Блудница окаянная! – вопила мне вслед баба, выбежав на улицу деревни и размахивая вилами.

Соседи стали выглядывать из окон, пытаясь разобрать, в чем дело. Впрочем, долго они не думали: вскоре за мной гналась уже не одна баба, а пять или шесть, считать не было времени.

– Чертик, поднажми, а не то мы все вместе пойдем на колбасу! – хлопаю коня по шее и пригибаюсь в седле, чтобы не слететь с него во время быстрой скачки.

Коня два раза просить не надо было, он быстро набрал скорость.

– Стой, темное отродье! Суда на тебя нет! – вопили мне вслед сельчане. Они, несмотря на все старания Черта, начинали нас догонять.

– Эге-гей, лови ее! Окружай!

Тут прямо перед нами выскочил целый десяток мужиков. Конь резко затормозил, так как, не смотря на свою нездоровую голову, не мог себе позволить растоптать людей, не впав в истерику.

Подоспели мужики сзади, и мы оказались в кольце из разъяренных жителей деревни.

– Эм… Всем тем, кто отпустит вилы, зелье бесплатно! – улыбнуться я, лихорадочно соображая, что же делать теперь, когда все пути отрезаны, а меня хотят или сдать ближайшей инквизиции, или сразу в костер… Опять в костер. Да что же это за день-то, а!?

Кольцо сельчан сужалось.

Черт нервно ржал и переступал копытами, боясь, что кто-нибудь особо прыткий пырнет его вилами или тяпкой.

– Отравить хочешь, змея подколодная!? – завопила баба, во двор которой я даже не заглядывала, чтобы предложить свои товары: я в ней каргу с первого взгляда распознала.

– Да что вы как дикие!? – возмущаюсь. – Эти зелья девицы во всех городах принимают! Сама императрица пользуется моим рецептом! Морщин нет, кожа гладкая, мягкая, как у ребенка! Ну не чудо ли?… Эй, только не надо меня метлой!…

Дипломат из меня, видимо, был никудышный, как и торговец. Сельчане только еще больше загалдели и, видимо, решив, что я отравила саму императрицу, пошли на меня всей толпой.

Мне ничего не оставалось делать, кроме как устроить небольшой взрыв с обилием темно-фиолетового дыма.