монолога я вмиг воспрял духом и с тех пор почти все плавание провел на палубе, полной грудью вдыхая благодатный солоноватый воздух. Днем мы, рассекая волны, поднятые мощными береговыми ветрами, плыли вдоль скал Лигурии и Лионского залива, ночью шли под звездами. Я не мог поверить, что нахожусь здесь, в бескрайнем открытом море, это я-то, простой деревенский парень, которого ждала судьба крючкотвора. Я был молод и почти не имел опыта, не считая прерванного обучения на нотариуса, зато обладал невероятным богатством, желанием путешествовать по миру в поисках приключений, и этого вполне хватило.

Барселона произвела на меня впечатление города потрясающего, открытого и устремленного в будущее. Вся власть в нем была сосредоточена вокруг королевского дворца и собора, но настоящая жизнь кипела внизу, у моря. Там не было ни лавок, ни нашего, флорентийского консульства, одна лишь огромная галерея, куда стекались торговцы со всего света. По соседству только что закончили строительство величественной церкви Санта-Мария-дель-Мар, необычайно красивой и насквозь пронизанной светом; построена она была на средства торговцев и всех портовых работников, включая могущественное братство грузчиков-bastaixos. А недавно возле самого берега была построена и эта Морская галерея, Льоджа-дель-Мар, где разместились конторы нотариусов и менял; здесь царило всеобщее смешение голосов и языков, не смолкали крики посредников, corredors d’orella, безостановочно носившихся из одной части галереи в другую. Дом да Винчи располагался неподалеку, в квартале Рибера: очаровательное здание, похожее, впрочем, на все остальные, с чудесной террасой, выходящей на море, и апельсиновым садом. Апельсины-померанцы там растут сами по себе, как у нас жасмин, но их можно и высаживать, формируя живую изгородь или увивая беседку.

В Барселоне Фрозино, успевший к тому времени жениться на каталонке и сам окаталонившийся, варварски коверкал название нашего края и нашу фамилию, в его устах она теперь звучала не Винчи, а Венц или Венч; в вавилонском смешении языков в галерее и на берегу я, насколько мог, пытался ее вычленять и так понемногу нахватался каталанского, объясняясь с bastaixos и corredors на убогом лингва франка. Фрозино уже много лет был civis Barcinionensis, гражданином Барселоны, а значит, пользовался особыми преимуществами и привилегиями, включая освобождение от пошлин. Он сразу познакомил меня с торговым представителем Датини и одним из партнеров Каталонской компании, Симоне ди Андреа Белланди, проживал за Эль-Борн, на Каррер-де – ла-Фустерия, и не до конца разделял наши восторги. Каталонцы, объяснял он, самые большие хитрецы и ловкачи на свете, в этой чертовой стране, если не быть начеку, можно в мгновение ока потерять все, что имеешь.

Я быстро обнаружил, что далеко не все здесь настроены к нам благожелательно. Местный главенствующий класс, аристократы, что бездельничали и жили на доходы от поместий, а также кое-кто из старых купцов, издавна пользующихся привилегиями, видели в нас опасных соперников: время от времени они собирали законодательные собрания, именуемые кортесами, и убеждали короля, непрерывно нуждавшегося в их пожертвованиях на войну, издавать указы, направленные против итальянцев, в число которых, как обычно, не включались окаянные генуэзцы и пизанцы. Утверждалось, будто, в частности, мы, флорентийцы, слишком богаты и потому убиваем конкуренцию, заранее скупая все самое лучшее; кроме того, мы широко известны своим дьявольски изощренным умом, что позволяет нам обогащаться самыми что ни на есть мошенническими путями, в том числе при помощи фальшивомонетничества.

Но король Мартин, неслучайно прозванный Гуманным, только делал вид, что притесняет нас, на самом же деле втайне поддерживая; указы его, ограничивающие нашу деятельность, можно было с легкостью обойти, поскольку они не касались тех, кто получил гражданство, вроде Фрозино, или обладателей охранных грамот, иными словами, представителей крупных компаний, а следовательно, и всех друзей Датини. Король не мог позволить себе от нас избавиться, ведь мы всегда готовы были ссудить ему кругленькую сумму, причем неизменно более щедро и быстро, нежели кортесы, а также снабдить драгоценными тканями и разнообразными предметами роскоши.

Понемногу я узнавал и другие факты, не слишком мне понравившиеся. Скажем, на улицах нельзя было встретить ни одного еврея: Фрозино объяснил, что пару лет назад по стране прокатилась кровавая волна преследований, включая массовые убийства и принудительное обращение в христианство. Позже, выйдя взглянуть на важнейшие мастерские, я увидел не усталых, но довольных работников и ремесленников, а невольников и невольниц; мне объяснили, что все серьезное производство строится здесь именно на труде рабов, плененных на войне или купленных на рынке, выходцев из бесконечно далеких земель за крайними пределами Востока. Так сиятельная Барселона начала открывать мне свои темные стороны, и я снова захотел уехать.

Прекрасно, сказал Фрозино, хотя не думаю, чтобы где-то дела обстояли лучше. Возможно, тебе стоит сплавать на Майорку. Тамошнему представителю компании Кристофано ди Бартоло Карокки, производившему впечатление куда более расторопного человека, нежели мессер Симоне, требовалось восстановить связи с портами Варварийского берега. Оттуда поступали лучшие специи, натуральные красители и минералы, наиболее востребованные в текстильном производстве: кошениль, лакмусовый порошок, камедь, винный камень, квасцы. А кроме того, отборного качества шерсть баранов и овец, взращенных на пастбищах Атласских гор, зерно и ценные породы кедра для инкрустированных шкатулок. С юга, из неизведанных земель, лежащих за безжизненными пустынями, в Барселону стекаются неиссякаемые реки золота, серебра и драгоценных камней, слоновая кость и чернокожие рабы. Если бы мне хватило смелости забраться так далеко, я бы увидел самые удивительные вещи, не рискуя при этом столкнуться с теми опасностями, что обычно поджидают нас в христианских странах. Сарацины, пусть и неверные, блюдут свою веру и свое слово пуще нас, а долг гостеприимства считают священным.

Единственную реальную опасность там представляют пираты, но не сарацинские, а христианские и кастильские. Именно поэтому перед отплытием мне придется справить новый для меня документ, carta de segurança, договор на страхование моей жизни, товаров, которые я везу, и выкуп, который придется выплатить в случае, если меня похитят. Это удивило, развеселило и немного напугало меня: если какая-то бумага может обеспечить сохранность твоей жизни, имущества и возместить все, что ты, возможно, потеряешь, это ведь не что иное, как игра с судьбой, удачей и самим Господом Богом. Такие мысли разве что сам дьявол подскажет.

Но это была лишь одна из многих странностей, к которым мне пришлось привыкнуть за считаные месяцы. Я приехал в Каталонию без какой-либо подготовки, не будучи обучен работе в лавке, плохо зная счет и не имея никакого опыта заморской торговли, один из тех парней, что, как пренебрежительно говорили купцы постарше, лезут в мастера, не побывав в подмастерьях. Я с головой окунулся в совершенно чуждый мне мир,