— Что так мрачно, Кики? — поинтересовалась Котеуни.

— Я просто хотела сказать, что все эти бессмысленные убийства не нужны, не говоря уж о том, что они скучны. — И Цисами отправилась вниз по тропинке собирать разлетевшиеся ножи. — Ты меня знаешь. Мне интересны высококлассные убийства, интересные убийства, а не эта ерунда. Я думала, отряду с нашей репутацией больше не придется тратить силу и талант на беззащитных крестьян. Мое положение, казалось бы, достаточно высоко. Ты знаешь, что во время обучения я была лучшей среди сверстников?

— Ты напоминаешь нам об этом каждый цикл, иногда и по два раза.

— Наш отряд должен стать большим и славным. Тогда я буду марать руки только о достойных жертв, а не резать беспомощный скот.

— Ты уверена, что хочешь завести подчиненных? — уточнила Котеуни. — Это же прорва бюрократии.

— Да, у тебя будет много работы.

Цисами подождала Котеуни у следующего поворота. Та протянула ей три черных ножа. Цисами сунула их в ножны. Два клинка она потеряла где-то в драке.

— Нет, дело тут нечисто, — сказала Котеуни. — Тебя волнуют не эти тупоголовые крестьяне. О чем ты думаешь?

Она слишком хорошо знала Цисами.

Та поморщилась:

— Второй цикл близится к концу.

Котеуни с сочувствием взглянула на нее. До следующего поворота они дошли плечо к плечу.

— Ах да. День рождения твоего отца. Надо однажды этим заняться. Я удивляюсь, что ты ждала так долго.

— Да, надо. Просто руки не доходили.

Цисами кривила душой. Она просто тянула время, желая создать себе репутацию при лунном дворе. Когда Мацза Цисами в следующий раз встретится с отцом, он будет знать, кто она такая, и благоговеть перед ее подвигами. Он поймет, какую ужасную ошибку совершил много лет назад, предложив дочь в качестве кровной компенсации. Он скажет ей: «Ты мое самое дорогое дитя». Отец будет гордиться Цисами — вплоть до того мгновения, когда она располосует его от горла до паха.

Что-то черное сверкнуло рядом и вонзилось в глаз очередного нападавшего, пробив череп насквозь. Котеуни глянула на безжизненное тело и с улыбкой помахала человеку, притаившемуся на противоположном холме.

— Спасибо, любимый.

Человек помахал в ответ арбалетом.

Цисами вздохнула при мысли о Бурандине. Он ее раздражал. Именно он был виноват в этом неуклюжем нападении средь бела дня. Изначально они собирались подстеречь жертву на обратном пути. С помощью подкупа удалось выяснить, что Линь Тайши действительно находится в святилище, однако они ждали ее три дня, а она так и не появилась. Рано или поздно кто-то должен был их заметить. Нельзя долго сидеть в засаде посреди деревни. Пастушок и его девять коз наткнулись на Бурандина. Вместо того чтобы аккуратно перерезать мальчишке горло, придурочный муженек Котеуни столкнул его с утеса. Пастух всполошил деревню своим воплем, прежде чем замолчать навеки. После этой досадной неприятности оставалось только отказаться от засады или напасть на храм.

Они достигли конца тропы, ведущей к самому безобразному храму Тяньди, какой Цисами только видела. Большинство храмов напоминали поместья богатых вельмож. А это святилище словно вырубили из камня слепые обезьяны. Цисами живо представила, как убого оно внутри.

У входа ждал брат Ханьсу. Он стоял на коленях, закрыв глаза и сомкнув ладони. Туловище боевого монаха было так огромно, что перегораживало проход целиком. Он даже не шевельнулся при приближении женщин. Из любопытства Цисами метнула нож в его большую лысую голову. Монах открыл глаза и отбил нож, громко звякнув при этом железными браслетами. Затем он поднялся на ноги. У Цисами и Котеуни глаза на лоб полезли. Цисами повидала немало боевых монахов, но этот человек поистине поражал воображение. Он был немолод, с обветренным лицом и глубокими складками на лбу. Густые седые брови торчали во все стороны, на предплечьях плотно, одно к одному, сидели железные кольца. Это был настоящий патриарх. Среди адептов Ханьсу такие попадались редко. Боевые монахи, как крупные собаки, обычно не жили долго.

Брат Ханьсу поклонился.

— Тяньди взирает на вас. Это священное место. Применять силу здесь воспрещено даже теням-убийцам. Или честь вам неведома?

Его спокойствие скрывало неподдельный пыл. Он сжал и разжал огромные кулаки, размял шею и шагнул навстречу женщинам.

— Да нет, — ответила Цисами.

— Не особо, — согласилась Котеуни.

— Тогда Тяньди простит меня за кровопролитие на освященной земле.

Он сжал кулак, и от запястья до плеча вздулись мускулы.

Монах шагнул к ним.

— Доводилось когда-нибудь убивать боевого монаха? — негромко спросила Цисами.

— До сих пор не выпадало случая. А тебе?

— И мне. Очень интересно. — Цисами проверила ножи. — Вдвоем мы легко с ним справимся. Не забывай, они сильные, малочувствительные к боли и толстокожие. Держу пари, такой великан медленно двигается и быстро устает.

Котеуни кивнула:

— Затанцевать его до смерти?

— Это все равно что свалить слона. Попробуем перенести битву внутрь храма, подальше от дневного света.

Женщины разделились. У Цисами руки зудели от предвкушения. После тоскливого путешествия через Песчаную Змею, трех дней утомительного сидения в засаде и скучного побоища в деревне она жаждала настоящей схватки. Две тени-убийцы против служителя Ханьсу — это очень интересно. Гораздо лучше убийства тупых овец по пути к храму.

Боевой монах подождал, когда Котеуни приблизится, и бросился вперед. Двигался он гораздо быстрее, чем думала Цисами, — его внезапный рывок чуть не застиг ее врасплох. Но быстрая черепаха — все равно черепаха.

Монах замахал руками, как мельница крыльями, целясь в головы теней-убийц. Котеуни подняла копье, чтобы заслониться от удара, и древко разлетелось, встретившись с железными кольцами. Она отскочила в сторону, и кулаки воина обрушились на землю в том месте, где она только что стояла. Следующий размашистый удар пришелся в грудь Котеуни; отлетев, она врезалась в колонну и сползла по ней наземь.

Цисами была заинтригована.

— Стиль гориллы. Потрясающе.

Она набросилась на служителя Ханьсу сбоку, проскочив у него под рукой. Черные лезвия коснулись задней поверхности его икры, но без особого успеха. Цисами нанесла еще четыре сильных удара, прежде чем он спохватился. Ножи даже не проткнули кожу.

Впрочем, брат Ханьсу все же что-то почувствовал. Он взревел и сильнее замахал руками — направо, налево, поворот, направо, налево. Его унизанные железными кольцами предплечья и кулаки крошили каменные плитки. После пятого раза Цисами подхватила ритм. Как только великан вновь обрушил кулаки наземь, она вспрыгнула ему на плечо и перескочила на спину, словно пыталась объездить дикого коня. Держа в каждой руке по ножу, она вонзила их в основание шеи. На сей раз кожа разошлась, и потекла кровь, но еле-еле — удар был далеко не смертельный.