позволяя солнцу беспощадно палить. Редкие животные прохаживались по округе, птицы кружили в высоте, и под ногами раскачивали бутонами одинокие цветы. Однако подобные участки земли были редкостью — горы сковали всё в кольцо и скрывали под собой настоящие города, уходящие глубоко под землю. Лето здесь было коротким, а солнце светило хоть и ярко, но редко — тучи или облака постоянно затягивали лазурь небосвода, поэтому создавалось вечное ожидание дождя. Двергов подобная погода устраивала: они всё равно мало времени проводили на поверхности, постоянно суетясь подле кузниц. Они делали доспехи и оружие, которое расходилось по мирам и каждый раз убеждало всех в непревзойденном таланте мастеров, не желающих делиться своими секретами.

— Большинство асов и тем более альвов считает двергов низменными червями и отбросами, что должны служить во благо других, — рассказывала Гулльвейг, разгоняя подолами плаща пыль, что оседала на моих сапогах. Мы шли по узкой дороге, на которую попали из портала, к подножию одной из трёх высоких гор, а в воздух казался густым и влажным, что дышать становилось труднее. — Однако никто из них не продержался бы в битве без орудий, что сотворили местные мастера. Дверги изготавливают мечи и топоры, копья и молоты, украшения и броню, ведут торговлю и не стремятся общаться с кем-то, кроме себе подобных. Неприкосновенность их тайн являлась главным условием для заключения союза с Одином.

На сей раз слова колдуньи не противоречили рассказам Тюра об истории. После завершения войны дверги попросили никогда не пытаться выведывать их секретов, иначе они перестали бы ковать оружие раз и навсегда, а сами закрылись бы в подземных городах, навечно замуровывая проходы. Терять таланты расточительно, поэтому Один размышлял недолго и позволил Свартальфхейму жить по своим условиям.

Из рассказов Тюра, я помнил, что местные три горы символизировали три крупных города, в которых и обитали дверги, а управлял ими наместник Хрейдмар, который считался хитрым интриганом и ярым ненавистником альвов. Я никогда не видел ни самого правителя, ни его владений, так что с любопытством оглядывался, надеясь посетить местную столицу Нидавеллир. Город располагался под самой высокой горой, проход в который охраняли две величественные каменные статуи воинов.

Следуя за Гулльвейг, я думал, что мы посетим Нидавеллир, однако ван уверенно повернула вправо и вскоре замерла у подножия малой горы, где, судя по вытесанному в камне указателю, находился некий Окольнир.

— Это небольшой город, в котором никогда не бывает холодно, — пояснила ван, подобрав подолы синего платья, и уверенно прошла сквозь широкие врата, которые никто не охранял. Заметив моё удивление, Гулльвейг снизошла до объяснений: — Я часто здесь бываю и успела отправить предупреждение через сокола, — она ткнула в небо, где парила птица. — Так что часовые нам не страшны.

И с этими словами колдунья вцепилась мне в руку, проходя через каменный мост над глубоким ущельем. Здесь не было неба — лишь полумрак, который разгоняли огоньки свечей и факелов, от которых исходило таинственное зелёное пламя — видимо, местная магия. Широкие переходы, лестницы и мосты связывали Окольнир и уводили дальше вниз. Двухэтажные каменные дома стояли в отдалении, будто избегали друг друга, а сам город напоминал странную смесь: узкие горные проходы, порасшитые мхом на каменных выступах, неожиданно превращались в широкие улицы, на которых даже умудрялись расти цветы. Тишина окутывала каждый уголок, что становилось неуютно, будто все дверги исчезли в один миг.

— У Окольнира тоже есть правитель? — тихо спросил я, всматриваясь в полумрак в надежде разглядеть силуэты жителей.

— Помнишь родословные двергов? — я покачал головой, заставляя ван глубоко вздохнуть. — Что ж, неудивительно. Мало кто вообще интересуется ими, — и она пустилась в небольшой рассказ.

Оказалось, что у двергов была древняя династия правителей, которые высоко почитались среди народа. Однако после окончания войны с ётунами и заключения союза с Одином в Свартальфхейме случился переворот. Старый наместник якобы славился жадностью и заставлял двергов работать день и ночь, чтобы они добывали как можно больше драгоценных камней и серебра, что присваивал только себе. Кнуты свистели от зари до полночи, что в итоге и стало причиной бунта, который прошёл чуть больше десяти лет назад. Все отпрыски старой династии были казнены, и был избран новый правитель — Хрейдмар. Он начал своё правление с мнимого милосердия и оставил в живых последнего наследника из прошлых правителей — юного Андвари. На глазах семилетнего мальчишки были обезглавлены родители, дед и все слуги, а родная обитель сожжена и разрушена, после чего столица и была перенесена в Нидавеллир.

— То есть этот Андвари остался жить в старых развалинах, храня память о прошлом? — осторожно спросил я, надеясь, что дверги не подслушивали нас слишком яро.

Гулльвейг лукаво подмигнула:

— Чтобы понять Андвари, достаточно один раз его увидеть. Впрочем, мы идём именно к нему.

Миновав окраины, что гнездились у врат, мы приближались к центру города, который отчаянно пытался скрыть следы разрушений. Здесь не было ни рванных гобеленов, ни сломанных стен с обгорелыми крышами — вместо них стояли обелиски с высеченными именами защитников, что пали в восстании. Пустые дома были закрыты замками с тяжёлыми цепями, оберегая память владельцев от разрушений и воровства. Колонны поддерживали высокие своды и арки с лепкой, что образовывали мосты над ущельями, откуда исходил жар кузниц. Город петлял по уровню, то поднимаясь ввысь на склоны, то опускаясь на равнинные земли: дверги вгрызались в плоть горы, создавая свою обитель с любовью и непревзойдённым мастерством. И если бы сюда проникали солнечные лучи, то Окольнир по красоте ничем не уступил бы Асгарду.

Каждые улочки сходились в маленьком кругу, в центре которого стояла или беседка, или статуи. Молчаливые воины-защитники, прекрасные девушки с руками, сложенными в молитве, или же изворотливые огромные змеи, которые я видел только в свитках с изображениями чудовищ — все они замерли в Окольнире, будто оберегали город и храня его историю.

— Кто это? — я кивнул на очередную каменную деву, мимо которой мы проходили.

Гулльвейг равнодушно пожала плечами:

— Надежда. В дни восстания и уничтожения города, жители молились небесам и сейду, прося их защитить. Кому-то повезло, а кого-то надежда обманула, но вера в неё всегда зреет в наших сердцах, разве нет?

Не найдя, что ответить на её размышления, уточнил:

— А что тогда символизируют статуи со змеями? Я знаю, что подобные им обычно спят под водой или глубоко в земле.

— Местные могут почитать только одного змея — Нидхёгга, который должен однажды пробудиться и покарать всех клятвопреступников, что бродят в девяти мирах. Дверги верят, что если он проснётся,