самое меньшее, чему можно удивляться. Если не брать в расчет отвратительно проявляющийся токсикоз, у меня все слишком хорошо. И это пугает.

Иногда мне кажется, что все это хороший и затяжной сон. А потом как проснусь и рядом нет ни Дани, ни беременности, ни дома на берегу моря, ни самого моря. А только серые будни, и постоянный страх за свое существование. Хотя последнего давно нет, ибо этот страх плотно сидит в местах не столь отдаленных. Но все равно страшно.

Ведь не бывает так, когда все хорошо. Хотя, о чем я? Вот мое плохое. Под ногами и позади меня. Спина сейчас отвалится от долбаных грядок. И колени болят от длительного нахождения на земле. Надо же было Евгении переехать так близко к нам. Чего не сиделось в северной столице?

Достаю из шорт вибрирующий мобильник.

10:11 Даня

«Как дела?»

10:11

«Хорошо»

10:11 Даня

«Что делаешь?»

10:12

«Лежу на пляже и грею жопку. Вода уже почти теплая. Наверное, пойду купаться. А ты? Все нормально? Домой, как и планировал, послезавтра?»

10:12

«Нормально. Да, как и планировал»

— Ты не надумала пойти учиться? Для девушки важно образование, — ну, начинается.

— У меня есть образование, — нехотя бросаю я, не смотря на Евгению. Еще, блин, встала и стоит позади меня. Возьми да сама наклонись и собирай клубнику.

— Ну что такое медсестра? Иди учиться на врача. Вот это профессия.

— Я не хочу. Мне нравится работать с Даней.

— Ты не можешь с ним работать вечно. И вообще, женщина должна быть самостоятельной и не зависеть от мужчины.

— Женщина должна слушать себя или мужа, но уж точно не лезущих не в свое дело посторонних людей.

Это однозначно не галлюцинация. Голос принадлежит Дане. Поворачиваю голову и действительно он. Стоит гад в белой футболке и джинсах. Гад. И ведь не предупредил. Да и плевать. Тут же одергиваю себя. Зато приехал пораньше.

— А я не посторонняя, Данечка, — тут же подает голос Евгения. — Не злись, но Снежане и вправду нужно задуматься о будущем. Возраст для учебы еще подходящий. Нужно стремиться быть самостоятельной, независимой личностью.

— Судя по запаху из дома, у тебя что-то горит, самостоятельная независимая личность.

— Как же сложно с тобой, Даня. Никакого терпения не хватит, — недовольно бурчит Евгения, уходя в сторону дома.

— Ты же сказал, что прилетишь послезавтра.

— А ты сказала, что греешь жопу на пляже, — парирует в ответ, подходя ко мне ближе.

— Ну, почти правда. Грею же.

Хочу подняться с колен, но понимаю, что ноги и спина жуть как затекли. Словно услышав мои мысли, Даня помогает мне приподняться. Висну на нем, вдыхая запах его парфюма. Не хочу, чтобы отпускал. Может, и права Данина бабка, и мне надо становиться самостоятельной, а еще лучше не работать с ним, но я не могу. Точнее не хочу. Потому что мне нравится все так, как есть.

— Ты на хрена это делаешь? — шепчет мне на ухо, приобняв за талию.

— Не знаю. Твоя бабушка чем-то обладает. Я не понимаю как так. В мыслях я говорю ей жуть какие обидные слова и посылаю ее в жопу с этими грядками, а на деле — ноль. Я даже иногда хочу ее убить. А недавно она попросила меня прополоть грядку, и я выдернула случайно какую-то хрень зеленую, из-за того, что она сливается с травой. Я не нарочно ее выдернула, конечно. Думала, Евгения не заметит, я даже закопала это растение в глубь почвы, а она как-то об этом узнала. Я столько словесного поноса от нее услышала. Жесть.

— Я тебя предупреждал о том, какая она. Люди не меняются, а с годами становятся только хуже. Ты хоть в кофе ей плюнула?

— Нет. Но немного кошачьего наполнителя в кровать подсыпала. Вчера. Правда наутро она бодра и весела. Значит, ничего не почувствовала.

— Если бы ты сказала ей, что беременна, сейчас бы не корячилась на грядках. Она бы тебя облизывала. Уверяю тебя.

— Нет. Не хочу, пока не будет большого живота. И вообще. Я хочу домой. Только давай клубники возьмем и огурцов.

— Одним этим сыт не будешь. Кстати, об этом. Я привез новое лекарство. Оно безопасно, я со многими консультировался. Все в голос утверждают, что помогает от токсикоза в девяносто девяти процентах. Оно реально не токсично.

— Поэтому стоит как квартира в Москве? — усмехнувшись, произношу я.

— Четвертина, — и ладно бы в голосе слышалась хоть капля шутки. Нет. И тут меня осеняет. Это же первый раз за последние полгода, когда он куда-то уезжал.

— Подожди. Ты что ездил в Питер за лекарством, а не по работе?!

— В Москву. В Питер к папе заехал. И нет, не за этим, по работе.

— Ну врешь же сейчас.

— И это мне говорит человек, который только что нагло набрехал в сообщениях? Иди уже давай. И так солнце палит хер знает как.

Даня редко по-настоящему выходит из себя. Даже если злится или грубит — это скорее напускное. Но сейчас, когда я снова извергаю содержимое желудка, после очередного пробного приема мяса, его конкретно ведет. И почему — нетрудно догадаться. Очередное лекарство на меня не действует.

— Брысь отсюда, — зло бросает Даня, убирая кошку в сторону. Усаживается рядом со мной на пол, подавая бутылку с водой.

— Ну, Оперу-то за что?

— За то, что нечего под ногами болтаться. И ее раздавлю, и сам убьюсь.

— Не злись. Это пройдет. У меня же почти нормальные анализы, значит, ей хватает того, что есть во мне.

— Так недолжно быть.

— Но есть то, что есть.

— Мне не нравится, как есть. Я так не привык, — тянется за кошкой и кладет ее к себе на колени. — А почему ты сказала ей? Ты уверена, что будет девочка?

— Не знаю. Мне так кажется. Скоро узнаем.

— А может, что-нибудь кроме клубники еще хочешь? Икры, например. Селедки?