— Икру не хочу. Селедку тоже. Кое-что и вправду хочу, но…

— Что? — Боже, сколько энтузиазма в глазах. Аж жаль разочаровывать.

— Корюшку. Так бы и навернула килограммами. Я как увидела утром в новостях, что в Питере проводится сезон корюшки, так чуть слюной не захлебнулась.

Ну, этого стоило ожидать. Энтузиазм моментально исчезает с Даниного лица.

— А нормального ничего не могла придумать? Ну, и где я тебе ее здесь достану?

— Да расслабься. И не вздумай никуда ехать. Я больше не хочу оставаться одна. Мне хватило этой недели.

— Я и не собираюсь, — готова поклясться — врет. Ну уж нет, не отпущу никуда.

— Ну и как там они?

— Кто?

— Твой братик с родителями.

— Нормально. Ну, насколько это возможно с грудничком. Папа вешается, Вера делает вид, что все хорошо.

— Зачем ты меня пугаешь?

— Всего лишь говорю правду.

— Ну а маленький как?

— Страшненький, — не задумываясь произносит он.

— Ну, Даня.

— Ну не красавец, мягко говоря. Да они все не очень приглядно выглядят младенцами. Это потом становятся похожими на нормальных людей.

— Не верю, что у нас может быть что-то некрасивое.

— Что-то?

— Кто-то.

— Кто-то, вставай давай с холодного пола.

Это не гастрономические галлюцинации. Я четко ощущаю запах свежих огурцов. Только не тех, что с грядки Евгении. И не покупных. Так пахнет ни с чем несравнимая корюшка. Открываю глаза и перевожу взгляд на Данину половину кровати. Пустая. Ну как? Как он мог достать ее, меньше чем за сутки?

Встаю с кровати, быстро умываюсь и спускаюсь на первый этаж. Видеть Даню у плиты приходится нечасто. А уж такого сосредоточенного, с мукой на виске — вообще никогда. Мука облюбовала не только Даню, но и раскидана по всей столешнице. Но маленький хаос — ничто, по сравнению с тем, что на столе стоят уже две тарелки с жареной корюшкой.

— Я даже не буду спрашивать как, — обнимаю его спины.

— Главное — все правильно организовать. Три часа на самолете. И два до сюда. Только попробуй ее не съесть и подарить унитазу.

— И что тогда? Пинок под задницу и домой в Питер? Неа. Что-то мне подсказывает, что ты ничего не придумаешь.

— Жуй уже, а? — хватает рыбку и подносит к моему рту.

Этот божественный вкус ни с чем не сравним. Еще и с икрой попалась. Давно мне не было так хорошо.

Уплетаю целую тарелку, но, боясь переедания, останавливаюсь на одной. Как это работает не знаю. То ли из-за запаха огурцов мой организм не воспринимает корюшку как что-то токсичное, но факт остается фактом. Я впервые не обнимаюсь с унитазом.

А через несколько дней поедания корюшки и клубники, мой организм наконец окончательно перестает бунтовать.

УЗИ мы ждем с особым нетерпением. Мальчик или девочка, вот в чем вопрос. Имена заранее обсуждать не хочу, равно как и покупать детские вещи.

— Кротова это у нас кто? — поднимаю взгляд на медсестру с папкой в руках.

— Это он, — тычу в сторону Дани. Он же смотрит на меня так, словно я, как минимум, украла у него почку. И тут меня осеняет.

— Блин, это я. Все никак не могу запомнить, что у меня уже почти как год такая же ужасная фамилия, — лучше бы молчала, ей-Богу. — Ну а что? Красивая, что ли?

— Иди уже.

Иду вместе с Даней. Я хоть и медсестра по образованию, но ни черта не понимаю на экране.

— Там все хорошо? — озадаченно интересуется Даня, неотрывно смотря на экран монитора.

— Все в пределах нормы.

— А кто у нас? Мальчик или девочка? — тут же встреваю я. Пусть будет девочка. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

— Сейчас посмотрим. Рожать вам в ноябре. Знаете, да?

— Чего? Какой еще ноябрь? — скривившись, бросает Кротов, фактически испепеляя взглядом врача.

— Который дождливый.

— Еще раз, какой на фиг ноябрь?

— Даня, — одергиваю его за руку, на что он не обращает никакого внимания.

— Обычный ноябрь. У вас не сходится дата зачатия?

— Мы не выверяли дату зачатия, когда хотели тогда и тра…

— Даня!

— И вообще, я не про это, — как ни в чем не бывало продолжает он. — Нам не подходит ноябрь.

— Он шутит. Не слушайте его.

— Так, ладно, скажите, кто там, девочка или мальчик? — все же спрашивает Даня.

— А вы кого хотите? — осторожно интересуется женщина, видать, боясь реакции будущего папаши.

— Я — дочку. Но не в ноябре. Поэтому если ноябрь, то, конечно, сына.

— Не могу сказать. Прячется.

К гадалке не ходи, врач врет, чтобы еще больше не испытывать на себе неадекватную реакцию папашки. Значит, девочка. Да!

— Что прячется? Писюн?

— Он самый.

— Значит, девочка. Ноябрьская. Это пиздец.

— Даня!

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Я ужасный человек. Но не обратить внимания на чужих детей и не оценить их внешность в своих мыслях — не могу. У одной девочки, примерно возраста нашей Ксюши, огромный нос, у другой постарше малюсенькие глаза, меньше, чем у крота. А еще у одной, годика полтора, уши торчком. Настолько большие, словно ей их выглаживали утюгом. Мальчик слева примерно такого же возраста, вроде не страшненький, но взгляд какой-то маньячно-чикатильский. Так, стоп, а зачем сюда привели мальчика?!

Перевожу взгляд на Ксюшу, сидящую на папиных ногах. То ли дело наша булочка. Щеки как два смачных пирожка, личико кукольное, глаза голубые. Ну а что, есть в кого. Вновь перевожу взгляд на годовалого громкого мальчика, напоминающего маньяка. Капец, какой страшный взгляд. Так и хочется показать ему язык, чтобы так на меня не пялился.

— Сделай лицо попроще, — шепчет мне на ухо Даня. — Потом обсудим их внешку.

Оба. Мы оба ужасные люди. Хотя… да все обсуждают внешность друг друга. Только кто-то в этом признается открыто, а кто-то выпендривается и говорит,