полковник Гейдар Алиевич Алиев. Когда Цвигуна перевели в Москву жена Цвигуна (ее дневник опубликовала на своем сайте внучка генерала Виолетта Ничкова) записала в дневнике: «Алиев страшно переживает». Но его судьба сложилась удачно. Семен Кузьмич рекомендовал Алиева на свое место. 22 июня 1967 года тот был назначен председателем Комитета государственной безопасности при Совете министров Азербайджана. В Баку высокое назначение Алиева произвело впечатление: впервые за многие годы председателем комитета стал свой, не приезжий.

А через два года председатель комитета госбезопасности возглавил Азербайджан – событие не республиканского значения. Сотрудников КГБ на партийную работу не переводили. Офицеров госбезопасности первыми секретарями обкомов и председателями облисполкомов не делали. Гейдар Алиев стал первым исключением. Борис Карлович Пуго в Латвии или Гиви Григорьевич Гумбаридзе в Грузии тоже впоследствии станут первыми секретарями республиканских ЦК с должности председателя республиканского КГБ, но оба не были профессиональными чекистами, а всю жизнь провели на партийно-комсомольской работе…

Партийных секретарей постоянно переводили на Лубянку, а вот обратной дороги не было. Если офицера КГБ – большая редкость! – брали в партийный аппарат, скажем, в аппарат ЦК КПСС, он снимал погоны, то есть увольнялся из комитета.

Почему считалось невозможным назначить офицера госбезопасности первым секретарем? Чекисты не могли быть над партией – такова была позиция и Суслова.

Почему для Гейдара Алиева сделали исключение? Во имя борьбы с коррупцией, которая распространилась в республике. Алиев провел массовую чистку кадров, снял с работы около двух тысяч чиновников. В Москве в ту пору правление Гейдара Алиевича считали на редкость удачным…

Академик Евгений Чазов писал:

«Брежнев, считая Цвигуна своим близким и доверенным человеком, изводил его просьбами об успокаивающих средствах. Цвигун метался, не зная, что делать: и отказать невозможно, и передать эти средства – значит, усугубить тяжесть болезни.

А тут еще узнавший о ситуации Андропов предупреждает:

– Кончай, Семен, эти дела. Все может кончиться очень плохо. Не дай бог, умрет Брежнев даже не от этих лекарств, а просто во времени совпадут два факта. Ты же сам себя проклинать будешь».

Глава кремлевской медицины вспоминал, что Брежнев изрядно подорвал свое здоровье неумеренным приемом снотворных. Когда-то врачи внушили ему, что он должен спать не меньше девяти часов в день. Столько не получалось. Брежнев нервничал и требовал снотворных. Один лечащий врач наотрез отказывался выдавать ему таблетки, считая, что это вредно. Другой, более равнодушный к пациенту, щедро отсыпал горсть – не ссориться же с Генеральным секретарем из-за такой мелочи! Кроме того, Брежнев каждого, с кем общался, выспрашивал, какое тот принимает снотворное, и просил поделиться.

Осторожный и опасливый Андропов давал Брежневу безвредные пустышки. Телохранитель Леонида Ильича генерал Владимир Медведев рассказывал: «Между двух огней оказался первый заместитель председателя КГБ Цвигун. Он знал, что его шеф дает вместо лекарств пустышки, и сам Андропов предупреждал его об ответственности. Но отказать Генеральному секретарю «в личной просьбе» у него не хватало мужества. Цвигун передавал настоящие сильнодействующие снотворные».

А теперь вернемся к версиям относительно того, что Цвигун покончил с собой, потому что потребовал от Суслова возбудить уголовное дело против Галины Брежневой.

Когда состояние Брежнева ухудшилось, вспоминал академик Чазов, и нужно было как-то повлиять на Генерального секретаря, чтобы он соблюдал режим и заботился о своем здоровье, председатель КГБ Андропов не рискнул сам заговорить об этом с Леонидом Ильичом. Он пошел к второму человеку в партии – Суслову. И что же? Михаил Андреевич был страшно недоволен, что к нему обращаются с таким неприятным вопросом, вяло ответил, что при случае поговорит с Брежневым, но ему явно не хотелось это делать. Суслов сам устанавливал нерушимые правила аппаратной жизни и знал, с чем можно обращаться к Генеральному секретарю, а с чем нельзя…

Как бы он отнесся к посетителю, который заговорил бы с ним о неладах в семье Брежнева?

Многоопытный Суслов ни за что не стал бы влезать в личные дела Генерального секретаря. Да и не посмел бы никто прийти к нему с такими делами, зная его отношение к законам аппаратной жизни. Так что все версии беспочвенны. Не приходил к Суслову генерал Цвигун с материалами о Галине Брежневой. Это даже представить себе невозможно: Семен Кузьмич всегда был предан Леониду Ильичу.

Все эти версии сыпятся.

Высшие должности занимали люди, которых Леонид Ильич хорошо знал, с кем работал, кому доверял. Таков был главный принцип его кадровой политики, оказавшийся безошибочным. Брежнева не назовешь более талантливым и ярким политиком, чем Хрущев. Но Никита Сергеевич провел остаток жизни в роли никому не нужного пенсионера. А Леонид Ильич оставался хозяином страны до своего смертного часа. А если бы врачи 4-го главного управления при Министерстве здравоохранения СССР овладели бы секретом бессмертия, то он, вполне возможно, правил бы нами и по сей день.

Так что же произошло с генералом армии Цвигуном в тот январский день 1982 года? Руководители кремлевской медицины уже в перестроечные годы рассказали, что Семен Кузьмич давно и тяжело болел: у него диагностировали рак легкого.

Сначала прогнозы врачей были оптимистическими.

Академик Чазов писал:

«Цвигун был удачно оперирован по поводу рака легких нашим блестящим хирургом Михаилом Израилевичем Перельманом».

Операция прошла удачно, и, казалось, пациент спасен. Но избавить его от этой болезни врачам не удалось, раковые клетки распространялись по организму. Он сильно страдал, и состояние его ухудшалось буквально на глазах. Он взял у своего водителя, который выполнял и функции охранника, пистолет и покончил с собой в дачном поселке Усово, где жил на даче № 43.

Правда, семья генерала Цвигуна с версией самоубийства не согласна.

Плановая госпитализация

На заседаниях Политбюро Суслов сидел справа от Генерального секретаря – одесную, как говорили в старой России. Если Леонид Ильич начинал советоваться с Михаилом Андреевичем, то на другом конце стола не слышали ни слова.

Брежнев твердо знал, что ему не надо бояться Суслова: тот никогда не станет его подсиживать. Михаила Андреевича вполне устраивало место второго человека. Брежнев видел: Суслов не выпячивает себя, никогда не скажет, что это он сделал, всегда: «Так решил Леонид Ильич».

Люди знающие утверждали, что Брежнев презирал свое угодливое окружение. Пожалуй, Суслов был единственным человеком, которого он уважал и с которым считался. С годами мнение Михаила Андреевича, его позиция, его слова становились все более важными для Брежнева. Леонид Ильич ему верил.

Летом 1977 года Брежнева избрали председателем Президиума Верховного Совета СССР. Его ближайший помощник Константин Устинович Черненко лежал в больнице, не мог присутствовать, очень огорчился из-за этого и прислал письменное поздравление.

Брежнев ответил ему:

«Дорогой Костя!

С большим волнением я прочел твое поздравление в связи с избранием меня на пост