изящные пальцы касаются золотого венца в волосах, сжимают его и, чуть приподняв над головой, медленно опускают в снег к ее ногам.

– Я не король пред тобой, Индиль.

– Милорд! Ради Создателя! Что Вы делаете?

Она с нетерпением и тревогой смотрит поверх его головы в глубину темных коридоров пещеры.

– Что я делаю?… Я лишь прошу тебя простить мне все обиды, причиненные тебе, и все беды, постигшие тебя по моей вине, – его голос звучит спокойно, уверенно, и в нем нет ни просьбы, ни раскаяния, слова звучат как руководство к действию: она должна простить.

– Я ни в чем не виню Вас, Милорд, и не держу на Вас зла. Вам незачем вспоминать былое. Мне нечего прощать. Мне не о чем сожалеть… «… разве что о том нескончаемом времени, прожитом вдали от Вас…» – шепчет голос внутри ее сознания, но она оставляет эти слова непроизнесенными вслух. – Я ни в чем не виню Вас, Милорд. Прощайте. Позвольте мне идти.

– Индиль! Подожди… Не уходи…

– Поднимитесь, прошу Вас, ради Создателя! Уходите и забудьте дорогу сюда! Вас ждет Ваш народ.

– Я не уйду без тебя.

– Чего Вы хотите? – шепотом произносит она, поскольку голоса у нее почти не остается.

– Я хочу, чтобы ты пошла со мной в Эльфийские земли, – он поднимает на нее взгляд и долго всматривается в ее огромные голубые глаза. – Я хочу, чтобы ты стала в них Королевой. Моей Королевой.

Как будто кто-то выключает перед ней весь мир и заново включает его. Что он только что сказал ей? Ее сознание не в силах охватить смысл произнесенных слов. Она совершенно сбита с толку. Слеза, почувствовав, что ее больше ничто не держит, тяжелой каплей падает с ее ресниц, рассекает звенящий воздух и прожигает снег у его ног. Несвоевременность. Такая жестокая штука. Самое прекрасное случается тогда, когда этого уже не ждешь, самое желанное достается тогда, когда уже не остается времени, чтобы вдоволь насладиться. Возможно, именно поэтому подобные минуты настолько значимы, настолько ярки, настолько пронизаны смыслом, что именно их мы уносим с собой, чтобы наполнить ими вечность.

– Но почему?.. Почему теперь?.. – ее слова едва можно различить.

– Потому что лишь теперь я осознал, что ты значишь для меня. Я часто думаю о нашей последней встрече. Я помню каждое слово, произнесенное тобой. Ты была права. Как ты была права! Все эти годы я боялся своих собственных чувств. Я боялся снова ранить свою душу. Ты ворвалась в мою жизнь подобно свежему ветру, в то время как я пытался избежать сквозняков. Ты наполнила смыслом мое существование. Прошу, не гони меня. Позволь быть с тобой. Позволь мне… – он не закончил фразу и напряженно закрыл глаза. Она ждала, не смея дышать. Он по-прежнему молчал, опустив голову и закрыв глаза. Затянувшиеся минуты молчания. От них перехватывает дыхание и сдавливает грудь. Отчего существуют слова настолько ценные, настолько значимые, что расстаться с ними порой невозможно?.. – … любить тебя, – наконец, заканчивает он недосказанное.

Она тихо опускается рядом с ним, на снег.

– Я не верю, – шепчут ее губы. – Я не верю Вам. Так не бывает. Со мной… так не бывает…

– Индиль…

– Вам нужны мои земли? Вам нужны мои камни? У меня ничего больше нет. Я отреклась от всего земного.

– Мне нужна только ты. Я хочу, чтобы ты была рядом.

– Хотите, чтобы я исцеляла Ваши раны? Для этого мне не нужно быть с Вами рядом. Вы знаете это… А вскоре мое тело и вовсе перестанет принадлежать мне, – она смотрит мимо него во тьму пещеры, и на щеке ее блестит застывшая маленькой льдинкой слеза.

– Индиль, зачем ты так? Для чего ищешь скрытый смысл в моих словах? Мои чувства к тебе искренние, настоящие.

– Нет. Я не верю Вам…

Он чувствует, что теряет с ней связь. Она встает, и он поднимается вслед за ней.

– Ты вернула меня к жизни. Ты разбудила мое сердце, заставила его снова болезненно сжиматься от невозможности быть с тобой, снова гореть и неистово биться лишь при одной мысли о тебе, – он пытается ловить взглядом ее взгляд, но она не смотрит на него. – Не веришь в мою любовь, называй это чувство как хочешь, но оно сильнее моего разума, сильнее моей воли. Это чувство привело меня сюда и не позволяет уйти.

– Это одержимость, Милорд!

– Да. Я одержим тобой. Пусть так. Но я не вернусь без тебя.

– Вам ничего обо мне не известно.

– Я не желаю ничего знать.

– Я стала ведьмой.

– Пусть так, – в его голосе нет ни капли сомнения.

– Я питаюсь душами, Милорд! Я уничтожу Ваш народ!

– Я отдам тебе свою душу взамен.

– Я погублю Вас.

– В этом случае мы погибнем вместе.

– Ваш народ никогда не примет меня.

– Пока я правлю Эльфийским государством, никто не причинит тебе боль и обиду, никто не посмеет посмотреть в твою сторону без должного почтения. Я обещаю тебе это.

Она словно не слышит его слов.

– Что я должен сделать, чтобы ты поверила мне?

Она молчит, пытаясь найти точку опоры, подобие равновесия между душевными страданиями Индиль и разгорающимся внутри нее неистовым гневом Тиир-Таарэ. Наконец, она произносит:

– Прикоснись ко мне снова. Слова лгут. Прикосновения – никогда.

Он касается пальцами ее руки, настолько осторожно, будто бы она – фарфоровая кукла, которую можно разбить неловким движением. Не чувствуя больше сопротивления, он берет ее маленькую хрупкую руку в свои ладони и прижимает к своей груди. Это дает ему уверенность в том, что она больше не пропадет, не исчезнет, не сбежит. Она рядом, настоящая, осязаемая. Она отвечает ему, слегка сжав его пальцы в своей ладони, и вдруг он чувствует ее всю. Сердце его начинает стремительно биться, он привлекает ее к себе и осторожно обнимает. Она нерешительно прижимается к нему и затихает, будто ища защиты, и впервые за долгие годы чувствует тепло – живое, уютное, огромное, и ей хочется укутаться в это тепло с головой, как в мягкое одеяло, и затаиться там, как в детстве.

Она понимает, что теперь уже не вернется под темные своды пещеры. Не теперь. Не в этот раз. Она уйдет вместе с ним. Она вернется в Свет. Она станет прежней. Она обретет то,