В глубине пещеры ощущается движение. Она осторожно кладет голову ему на грудь и закрывает глаза.

Оннед… Она слышит, как трещит лед, сковывавший его сердце многие столетия. Ледяные осколки пронзают его своими острыми краями, и кровь, как шипящая лава, вырывается из недр его сердца и наполняет сосуды, подобно весенним водам, питающим пересохшие реки, и его лицо теряет мраморную бледность. Оставшиеся осколки льда тают, и глаза его становятся влажными от слез. Он уже не может видеть ее лица. Он осторожно прижимает ее голову к своей груди, и пальцы его утопают в ее светлых шелковых волосах.

Она поднимает на него глаза, и старые эльфийские поверья вдруг оживают для Оннеда. Ее голубые глаза давно уже пленили его сердце, душу и разум. Но он осознал это лишь теперь, и устремился к ним с той жаждой, какая возникает при виде последнего глотка живительной влаги в горячей пустыне. Он не пытается сопротивляться им. Напротив, он желает погрузиться в них еще больше, еще глубже, и утонуть в сладостном блаженстве, которое они пророчат ему.

Он снова и снова касается губами ее ресниц, лба, целует ее локоны и повторяет часто-часто, тихо-тихо, снова и снова: «прости… прости…» и снова касается губами и кончиком носа ее губ и длинных ресниц, и утопает лицом в ее волосах.

– Я пойду с тобой, – слышит он ее тихий голос, и чувствует, что стал моложе на несколько столетий.

Вслед за снегом. Эпизод третий

Ветер уже не сбивает с ног, не бросает в лицо колкий снег. Она идет впереди, утопая босыми ногами в снегу и, кажется, совсем не ощущает морозного дыхания гор. На землю спускаются сумерки. Большие мягкие снежинки медленно кружатся в воздухе, опускаются на землю и становятся частью огромного белого покрывала. И вот они уже в небольшой пещере, скрытой от посторонних глаз среди заснеженных склонов. Здесь можно укрыться от снега, и с рассветом продолжить путь.

Он не противоречит ей. Здесь она хозяйка. Он стоит, облокотившись плечом о свод пещеры, не в силах оторвать глаза от этого хрупкого полупрозрачного существа, ставшего проводником к его – к их – новой жизни.

Пройдя вглубь пещеры, он заметил, что пол здесь был выстлан мягкой соломой. По всей видимости, Индиль бывала здесь раньше. Осмотревшись, он опустился на пол и, устроившись поудобнее, наконец позволил своему телу расслабиться.

Облокотившись спиной о каменную стену, он молча продолжал наблюдать за ней. Она же не прошла вслед за ним, а осталась неподвижно сидеть у входа в пещеру, прижав по своему обыкновению колени к груди и обняв их руками. Казалось, она наблюдала за падавшими снежинками, создававшими плотную завесу от внешнего мира. Однако, взгляд ее был устремлен намного дальше, в белую тишину, окутавшую весь мир.

Так, в тишине и безмолвии, проходили минуты, часы. На горы уже давно спустилась Тьма. Снаружи снова проснулся ветер и затянул свою однообразную песню. Оннед чувствовал, как веки его тяжелеют. Сначала он пытался бороться со сном, но вскоре стал сдаваться – сказалась усталость, вызванная семью бессонными ночами, проведенными в ожидании возвращения Индиль.

Ему снился снег – мягкий, нежный, пушистый. Сквозь кружившиеся снежинки он видел ее. Она склонилась над ним и всматривалась в его лицо, будто желая убедиться, что он спит. Ее локоны касались его лица и скользили по его скулам прохладным шелком. Приходилось ли ему прежде ощущать что-нибудь настолько же приятное, как ее прикосновения? Возможно… Но он не хотел об этом помнить. Оннед едва заметно улыбнулся во сне. Он смотрел в ее волшебные голубые глаза. В сумерках они казались немного темнее обычного. Он видел, как они все больше и больше насыщались тьмой, постепенно приобретали глубокий насыщенный цвет и, наконец, вспыхнули изумрудными огнями. Эта метаморфоза приковала его взгляд к ее глазам с еще большей силой. Он мысленно потянулся к ней, словно пытаясь лучше рассмотреть ее лицо. Неожиданно зрачки ее вытянулись и разбили глаза сверху вниз, на две части. «Спи! Спи, Оннед», – услышал он ее тихий голос и почувствовал, как губы ее коснулись его уха. Больше он не слышал, не видел и не чувствовал ничего. Он окончательно провалился в сон.

Рассвет разбудил его мягким светом. Он сразу поднялся на ноги и осмотрелся. Ее рядом не было. Снег перестал. Оннед вышел на свет. Его взгляду открылась белоснежная пустыня, никем не тронутые снежные покровы, мерцавшие серебром. Между тем, Индиль нигде не было. Насколько хватало его взгляда, не было видно ни одного следа, оставленного на снегу живым существом. Она исчезла. Просто исчезла. Растворилась, как и его сон. Наваждение. Безобидное колдовство. Оннед грустно улыбнулся сам себе. Конечно. На что он рассчитывал после стольких лет пренебрежения ее чувствами? Он был глух к ее просьбам, был жесток с ней. Чего он ждал? Что она все простит ему и забудет? Что пойдет за ним, лишь услышав слова о его любви к ней? Любви? Он поднял глаза к белоснежному небу. Он давно разучился любить. Она не может не чувствовать это. Она умна. Она проницательна. Она волшебна.

Он еще раз осмотрелся. Никого. В тот момент он не мог вспомнить, испытывал ли он когда-нибудь прежде настолько глубокую, сжигающую его изнутри потребность быть с кем-то, как теперь. Быть с ней. Просто быть рядом. Просто чувствовать, что он не один, что он не одинок, что рядом есть кто-то живой, кому он не безразличен… Что ж, это была красивая сказка, какая-то безумная идея, не дававшая ему покоя, надежда быть с ней, ускользнувшая от него сквозь пальцы. Теперь ему не осталось ничего, кроме воспоминаний об их короткой встрече. Слишком поздно мечтать, строить планы, любить, что-то менять… Он вернется к своему народу, он вернется к государственным делам. Иногда он будет думать о ней, глядя сквозь открытое окно на зарождающуюся в небе луну. И каждый раз он будет надеяться, что где-то там, далеко, кто-то тоже смотрит на луну и чувствует его взгляд. Это будет она. И там, на поверхности луны, их взгляды встретятся, и он уже никогда больше не будет одинок.

Оннед обернулся,