— Все? — спросила она, и, не получив ответа, не выдержала:

— Это надолго?

— Думаю, что дня на три.

— Значит, может быть и дольше, — проговорила она, словно самой себе.

— Может, — пробормотал он, хотя странный вывод её ни на чем не основывался, кроме обычного предчувствия.

А что он мог сказать?.. Это же наказание смотреть в ее глаза и самому не знать правды! В одном случае (в каком, Фома? Не ври!) это действительно займет день, два, три. В другом, он может вообще никогда не вернуться, просто забыть, что такое Каросса — Орфей, поборовший свою судьбу. В третьем, может не стать самой Кароссы и это был самый острый нож. Фома трезво оценивал ситуацию (спасибо Доку, всем спасибо!) и знал, это не исключено. А есть еще просто смерть, всегда приветливая к живым.

Наверное, Мэя прочла это в его глазах.

— Только не надо очень долго, — попросила она.

— Я постараюсь.

— Ты постарайся, но я тебя все равно буду ждать, если… — Голос ее сорвался, выдав:

— Если ты вернешься…

Фома понял, о чем это девочка: захочет ли он вернуться…

— Я вернусь, — сказал он. — Я вернусь, как только смогу, потому что хочу…

Мэя сняла с себя свой амулет с двойным кругом, расцепила хитрый замочек и один круг, с крестом и розовым камнем на тоненькой и витой, словно канитель, серебряной цепочке, отдала Фоме.

— Тогда это поможет тебе…

Слезы беззвучно лились из ее глаз, когда она надевала амулет сначала на него, потом на себя. Фома уже тысячу раз пожалел, что не ушел к Доктору по струне. Теперь стой пнем, изнемогай, бормочи что-то невразумительное и слушай, как рвется твое сердце оттого, что рвется ее — маленькое; потому что нельзя сказать: «Мэя, я, может быть, совсем не вернусь, никогда!.. Но если не сдохну, вернусь обязательно!» — это убьет девочку. Ничего говорить нельзя, ничего!!! Но и молчать невозможно…

Даже сейчас, скача во весь опор, он не мог отделаться от чувства, что обманул её. Неужели Доктор прав? Не надо следов, не надо чувств, все лишнее. И если и есть любовь, то это струна!..

— Но ты все равно береги себя, — прошептала она, прижимаясь к нему. — Потому что я-то подожду.

— Мэя, не надо, — попросил он.

— Я хочу с тобой… попрощаться, — прижалась она еще сильнее, она впервые заговорила об этом сама. — Это важно…

Мэя расценила его замешательство, как нежелание ее расстраивать.

— Это для меня. Ты не можешь… не должен так уйти, без меня. Я должна тебя запомнить… всего… всею…

(Вчера вечером он познакомил ее с хозяином места, забавным гением. Они с Мэей сразу стали друзьями. «Это Лари, — представил он маленького старичка с пушистыми баками и невероятно курносого. — Он тебе всегда поможет. Правда, Лари?» «Более того!» — неопределенно, но совершенно оптимистично пообещал Лари. Мэю это умилило и конечно, расстроило, как любое упоминание об отъезде. Почему он это вспомнил?)…

— Прости меня, — прошептал Фома.

Она медленно остывала, наливаясь будущим ожиданием, которое неминуемо прорвется слезами.

— И ты меня…

Со времени изобретения поцелуев известно пять наиболее страстных и один иудин. «Я оставил их все далеко позади, особенно последний», думал Фома, проносясь во весь опор мимо ворот своего замка. Своего?..

15. Тихон, Хрупп, дыра

Доктор уже ждал его. Он сдержанно сиял и это было обычное предстартовое состояние мистера Безупречность, он жаждал размяться. Бросив дежурную фразу, что видеть его сиятельство всегда праздник, Доктор сразу перешел к делу. У него было две новости, одна хорошая, другая еще лучше. Какую?..

Фома не был склонен шутить.

— Ну что ж! — кивнул Доктор. — Судя по всему, появился Хрупп. С подарками. Он оборвал последние струны. Осталась одна.

— Он самоубийца? Он же может сам не успеть.

— Нет, это значит, что он не собирается здесь задерживаться. Он скоро — туда…

Туда, это в Томбр. Неопределенный кивок Доктора в сторону был на самом деле весьма определен — Дно.

— А ты еще сомневался?

— Я не сомневался, я проверял…

В этом весь Доктор, проверяет все, даже не вызывающие сомнения факты, даже увидев солнце или Сириус, он вынимает таблицы эфемерид, справочник вибровращения галактик и поверяет зрение астрономией. Именно поэтому он непобедим.

— Быть тебе Светлейшим! — хмыкнул Фома. — Может, хоть проклятие снимешь. Значит, мы вот-вот… да?.. И это твоя лучшая новость?

Лучшая новость была в том, что им удалось активировать круги и систему почти уравновесили. Этим и живы, но это, видимо и заставило Хруппа оборвать все струны. Он остался только потому, что должен зафиксировать и доложить, как резидент, что все в Кароссе полетело к чертовой матери.

Задача у них была настолько ясной, насколько и трудновыполнимой: закрыть дыру и запереть Хруппа. Все просто, если по отдельности, но если Хрупп окажется у дыры, затычками будут они.

— Вот чему ты радуешься, Хруппа хочешь поймать? Сделать бесценный подарок Ассоциации.

— А что, хорошая охота, — согласился Доктор. — Большая!

— Для него, если он будет у дыры…

Доктор на это и рассчитывал.

— Он проторчит, поджидая нас, у подходов к дыре, а мы с помощью мастера Фэя будем прямо у кратера.

План был хорош, но, как и все планы не учитывал психологию противника, так как учесть её невозможно. Не верьте военным, которые утверждают в послеоперационных интервью, будто они учитывали психологию противника, её невозможно учесть, её можно только угадать. Конечно, с помощью Фэя, который наверняка стал медиумом, они попадали прямо к кратеру дыры и “зашивали” Хруппа на этой стороне. Без мастера игрушек им пришлось бы потратить пару суток, чтобы