тут появился ты, красивый и отзывчивый, как эхо, почему бы не использовать тебя против Хруппа, а заодно и попользоваться?

— Попользоваться… — Качнул головой Фома. — Слова у вас, докторов, вроде обычные, а вставляете вы их словно эндоскопы. Ну, хорошо, а нападения-то на неё и меня зачем?

— Это фантомы, чтобы заставить тебя зайти к княжне в комнаты, их никто кроме тебя не видел, поэтому, ты и выглядел сумасшедшим. Ей надо было приручить тебя к себе, дать тебе еще попробовать своего тела, ведь это сексуальная энергия в чистом виде — космическом, сладкая энергия хаоса.

— Ты говоришь, как будто пробовал… Но все равно, зачем ей это? — не понимал Фома.

— Я все пробовал, — сказал Доктор, как бы между прочим, словно представляясь: мол, доктор дегустации всего. — Дело в том, что если ты окончательно победишь Хруппа и восстановишь равновесие, она будет получать гораздо меньшую дань, чем сейчас. Приручив же тебя, она легко бы сделала тебя яблоком раздора, даже при восстановленном равновесии. Между тех же женщин, не говоря уже о Салатене, Гимайе и других соседях. Опять же король плох. Можно организовать околотронную свару. Кто-то будет за сына, но кто-то и за тебя, ты же столько сделал! А она будет во всем этом купаться: война, насилие, заговоры, да еще и юноша неутомимый в удовольствиях! — красота!.. Какие позы неудобные, но…

Доктор с неожиданным экспрессионизмом нарисовал картину сексуального рабства Фомы.

— Такие вот игрушечки из бассейна, — закончил он.

— Если бы не они, Док, еще неизвестно, как все повернулось бы! — отмахнулся Фома. — На данный момент, главное, что у Мэи теперь нету врагов, если я все правильно усвоил. Так?

— Княжна действительно напугана, — подтвердил Доктор. — И тиха. Мерил взял ее под опеку.

Фома взмахнул плеткой, и разбойный свист огласил окрестности.

К утру начались дикие и глухие места. Лес стал отступать, дорога окаменела, словно в предчувствии горя, и горы появились. Появились и драконы. Медленно и тяжело взмахивая крыльями, как бы устав от своего генетического кода, они скользили брюхом по верхушкам деревьев и скал. Увидев путников, драконы моментально скрывались в лесу или в расселинах огромных камней и скал, защитный цвет чешуи панциря позволял им это делать с поразительной быстротой.

— Миражи! — удовлетворенно замечал Фома. — Б-2! Построю здесь дачу, место экологическое полностью! Кстати, ты знаешь, что, услышав первого дракона, избавляешься от вшей?

— Ты повторяешься.

— Так вши тоже повторяются на каждой станции! Мне кажется это как-то связано: чем больше вшей, тем дальше драконы и наоборот, не находишь? Я не уверен, что мы далеко оторвались от них!

— От вшей?.. О чем ты думаешь?! — смеялся Доктор.

Фома думал об одном: Мэя в безопасности, и поэтому позволял себе нести все, что попало и как попало.

— Док, я думаю только о тебе! — кричал он. — И об этих красавцах!..

Он показывал на живые летающие корабли. Драконы были все разные. И Фома находил силы восхищаться ими, несмотря на бешеную скачку: их хищная тяжелая конфигурация была словно вызов всемирному закону тяготения.

— Ты посмотри, как планируют птеросукины дети! Да у них тут драконий рай! Ни одной одинаковой модели. Не, точно заведу себе дракона, и все его первые крики будут мои, так же, как и последние. И никто тогда уже не скажет, что моё богатство вшивое! Где теперь мой Васька? Жаль, что пришлось отпустить!..

Ваську пугались лошади и когда одна из них вдруг шарахнулась и чуть не сорвалась в пропасть вместе с седоком, с ним пришлось расстаться. Дракон сделал свое дело…

Внезапно перед ними открылось широкое плато. Они узнали это место и переглянулись.

— Я ж говорю, по кругу носимся, — пожал плечами Доктор.

Фому в этом убеждать было не надо. Он еще не поделился с Доктором своими ощущениями о слоистой природе пирога времени, испытанными накануне, с Мэей, но какую-то дерзость в себе и последнюю отвагу, он ощущал явственно: будь, что будет!..

Вокруг и впереди были скалы. И опять пахло морем и неприятностями. Видимо, этот специфический запах и мешал превратить данное место в курорт; расслабляться, при безотчетном, но сильном желании немедленно бежать отсюда, было невозможно.

— Довольно хмурое местечко!

— Зато эстетика Хруппа теперь понятна, — сказал Доктор. — Ему подавай скалы, море…

— И дыры, — продолжил Фома. — Эстетика настоящего мущщины, мачизм.

— А у тебя — ты не заметил? — эстетика фарса.

— А у тебя? — спросил Фома тоном “а ты кто такой?”

— А у меня ее нет!

— Что же так прямо без нее и ходишь? Нехорошо!

Доктор рассмеялся:

— Я ж говорю, у тебя главное — фарс!

— Каждому свое, — продолжал болтать Фома. — Что-то ты больно веселый! Наш подвиг, наверное, тянет на смертельный, по твоей шкале опасности, да?.. Я знаю, есть у тебя такое извращение, чем опаснее, тем тебе смешнее, весельчак! Ты, прям, как Сати! Общаетесь?

Доктор ничего не ответил, выбирая дорогу и способ перемещения.

— Охота, — сказал он, наконец. — Началась охота!..

Ноздри его трепетали, смотреть на него было жутко.

— Напомни только о бронежилете, когда нас возьмут на мушку, — попросил Фома. — Знаю я твою охоту! Надеюсь, не на живца, как в прошлый раз?..

Прошлый раз, когда они охотились на Тазепама, в глухой реальности под странным названием Сю, Доктор тоже исполнился внутреннего ликования, этакое тление торфа под землей, пламя в муфельной печи. Чем это закончилось Фома даже не хотел вспоминать, потому что именно он выполнял роль подсадной утки. Транквипространство, окоченение мыслей, жуткий хрустящий разрез подсознания — вот, собственно и все метаощущения от той “охоты”, которую затеял Доктор. Фома едва ушел от высасывающей суггестии Тазепема, монстра квазиконтинуума. Тазепамом он назвал его потом, в честь ощущений, что испытал…

Доктор не ответил, осматривая замок. Ничего нового, все та же угрюмая готическая архитектура и псевдоолимпийская