размеры уже в день свершения их февральской революции: «Хоть минутку покоя, пока их нет…, — восклицал Шульгин, — Их… Кого? Революционного сброда, то есть я хотел сказать — народа… Да, его величества народа… О, как я его ненавижу!..» «Умереть. Пусть. Лишь бы не видеть отвратительное лицо этой гнусной толпы, не слышать этих мерзостных речей, не слышать воя этого подлого сброда. Ах, пулеметов сюда, пулеметов!..»[1797]

«Партия народной свободы…, — провозглашал 26 апреля ее лидер Милюков, — не считает возможным мириться с полумерами в предстоящей борьбе, от успеха которой зависит прочность и непоколебимость нового строя»[1798]. Однако эти слова остался только словами. Причина этого заключалась в том, пояснял Шульгин, что «пулеметов у нас не было… Величайшей ошибкой, непоправимой глупостью всех нас было то, что мы не обеспечили себе никакой реальной силы. Если бы у нас был хоть один полк, на который мы могли бы твердо опереться, и один решительный генерал — дело могло бы обернуться иначе. Но у нас ни полка, ни генерала не было… И более того — не могло быть… В то время в Петрограде «верной» воинской части уже — или еще — не существовало…»[1799].

Победа большевистской революции вызвала взрыв ярости либеральной интеллигенции, уже на следующий день — 26 октября 1917 г., как отмечал С. Ан-ский, «кадеты настаивали на том, чтобы к большевикам отнеслись беспощадно, чтобы их вешали и расстреливали…»[1800]. «Вся буржуазная кадетская партия, — подтверждал 12 ноября 1917 г. бывший министр внутренних дел Временного правительства, глава антисоветского блока в Учредительном собрании меньшевик И. Церетели, — объединена лозунгом кровавой расправы с большевиками»[1801]. «Вся наша либеральная интеллигенция, — подтверждал «белый» ген. Н. Головин, — была ярой сторонницей «прямого действия», выраженного в наиболее решительной и короткой форме»[1802].

Идеи российских либералов полностью совпадали с лозунгами их непримиримых ультраправых противников, которые сразу после большевистской революции, в лице одного из своих лидеров В. Пуришкевича, провозглашали: «Ударить в тыл и уничтожить их беспощадно: вешать и расстреливать публично в пример другим. Надо начать со Смольного института и потом пройти по всем казармам и заводам, расстреливая солдат и рабочих массами»[1803].

Сжечь половину России

Если придется сжечь половину России, пролить кровь трех четвертей всего русского населения, на это можно пойти ради спасения России.

Ген. Л. Корнилов[1804]

Что же представлял собой белый террор? — Вот лишь некоторые примеры с разных фронтов гражданской войны:

«Демократических правительств» Поволжья, Урала и Сибири

КОМУЧ. «Почему же эсеры любят болтать о «большевистском терроре», господствующем в Советской России?.. Террор был и в Самаре, — отмечал член правительства КОМУЧА меньшевик И. Майский, — на той единственной территории, где волей исторического случая и чехословацких штыков эсеры оказались носителями государственной власти…»[1805]. При захвате войсками КОМУЧа поволжских городов в июне 1918 г. «Вооруженные патрули по указаниям из толпы расстреливали заподозренных в большевизме лиц прямо на улице»[1806].

Лидеры КОМУЧа взывали к массовому террору: «комиссарам мы пощады не дадим и к их истреблению зовем всех, кто раскаялся, кого насильно ведут против нас»[1807]. Комучевец С. Николаев признавал: «режим террора… принял особо жестокие формы в Среднем Поволжье»[1808]. Расстреливали в Мелекессе и Ставрополе в каждом городе и деревне[1809]. Эсеры попытались от имени КОМУЧа установить подобие законности[1810], и… «продолжали расстреливать уже на «законном» основании»[1811]. Комитет Учредительного собрания, пояснял член его правительства Майский, «не довольствуясь жестокими репрессиями, происходивших в порядке повседневного факта…, стремился облечь их в одежду формальной законности и закрепить их в качестве постоянно действующего института»[1812].

«Мы не раз встречали изнасилованных женщин и девушек, — вспоминал о своей поездке в Самару летом 1918 г. член КОМУЧа эсер И. Вольнов, — Мы видели женщин, до костей иссеченных казацкими нагайками. Мы проезжали мимо братских могил. В общей куче, в братских объятиях, там покоились солдаты обоих фронтов, дети, случайно попавшие под выстрелы, до смерти изломанные, измятые солдатами женщины. Мы видели попа, на котором целую ночь катались верхом скучавшие на отдыхе партизаны… Наконец, мы видели старуху, мать коммуниста, с выколотыми глазами и отрезанными грудями. Видели церковные кресты, валявшиеся в навозе, трепыхающиеся по ветру концы намыленных вожжевок на столбах, в петлях которых умирали большевики…»[1813].

Начальник «государственной охраны» КОМУЧа эсер Климушкин приводил подробности подавления комучевцами рабочих восстаний в Казани и Иващенкове, в чем, полагал он, «надо признаться хотя бы для истории»[1814]. 3 сентября — 1 октября в эти городах от рук комучевцев и чехов погибло около тысячи рабочих[1815]. В сентябре терпя поражение на фронте, КОМУЧ принял чрезвычайные меры, учреждался чрезвычайный полевой суд, выносивший только один приговор — смертную казнь[1816], в том числе за любое неповиновение властям, распространение слухов, спекуляцию и т. д.[1817]. При наступлении красных комучевцы стали эвакуировать тюрьмы. Только в одном из поездов, отправленном в Иркутск из Самары, было 2700 человек…, из него до конечного пункта добрались 725 человек, остальные погибли[1818].

Временное Сибирское правительство 3 августа 1918 г. постановило передать всех представителей «так называемой советской власти» политическому суду Всесибирского Учредительного собрания. В результате только в Омске было расстреляно полторы тысячи человек. 4 июня в Новониколаевске «при попытке к бегству» были убиты многие партийно-советские работники, тела погибших… были сильно изуродованы…[1819].

На Урале Временное областное правительство 27 августа декларировало установление власти партий кадетов, эсеров и меньшевиков… И там, по словам историка А. Литвина, «террор с первых дней принял массовый характер». Так, в Альняшинской волости Осинского уезда только с 10 сентября по 10 декабря 1918 г. было расстреляно 350 коммунистов, красноармейцев и членов их семей; на станции Сусанна — 46 родственников красноармейцев и советских работников[1820]. Центральное областное бюро профсоюзов Урала в августе 1918 г. заявляло: «Вот уже второй месяц идет со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного сибирского правительства и войсками чехословаков, и второй месяц граждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, самосудов и расстрела без суда и следствия. Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму…»[1821].

Армии Юга России

Отрядом Дроздовского только весной-летом 1918 г. в Ростове было расстреляно 16 человек, в Бердянске — 19, в Таганроге несколько десятков человек[1822]. В том же Ростове одновременно с расстрелами Дроздовского безымянными штабами был отдан приказ о расстреле 56 человек[1823]. В бою под Белой Глиной (июнь