— Тогда почему он не возьмет ее домой? И почему появилсятолько сейчас?

— Отцовские чувства взыграли, совесть замучила, а может,просто свихнулся от наркотиков. Да хрен его знает, — Ира махнула рукой, — я вообщене понимаю, зачем такие, как эта Люська, живут на свете.

То же самое Ира сказала семь лет назад, когда они попали всемейный детский дом и увидели Люсю. Низенькая, толстая, с плоским лицом, скруглыми глупыми глазами. Такой уродины, такой идиотки сестрички еще невстречали.

Она все время улыбалась и старалась всем угодить,понравиться, со всеми хотела подружиться, но особенно навязчиво льнула кблизняшкам, ходила за ними по пятам, заглядывала в глаза, чистила им сапоги,стелила постели, красиво взбивала подушки и сама была готова стелиться передними, словно коврик, у которого нет другого назначения, кроме того, чтобы понему ходили ногами. Она подметала и мыла пол каждый день, а перед сном изводиларассказами о своей волшебнице тете, у которой в пушистых клубочках пряжихранятся немыслимые сокровища, драгоценные камни, золотые монеты. Близнецыобязаны были относиться к идиотке как к родной сестре. Они не имели права ееобидеть, за это их могли посадить в дисциплинарный карцер, в сырой темныйпогреб под сараем.

Но Люсю нельзя было не обидеть. От нее исходил особенный, нис чем не сравнимый, сладкий и манящий запах жертвы. Разве может остановитьсяакула, чувствуя кровь? Разве в силах охотничья собака не бежать заподстреленной дичью?

К тринадцати годам Люся стала еще уродливей, лицо еепокрылось подростковыми прыщами. Сестры тихо корчились от смеха, наблюдая, какона прилипает к зеркалу, без конца чем-то мажет прыщи, возится со своиминесчастными жиденькими сальными волосенками, делает идиотские прически,нанизывая на голову всякие яркие резинки, заколки, зажимы, штук по десять накаждую прядь.

Сестричкам на шестнадцатилетие подарили бутылку дорогогофранцузского бальзама для волос. Однажды они заметили, что Люська потихоньку,без спроса, пользуется их бальзамом. Возможно, если бы она попросила, они быразрешили, но она стеснялась, и это было противно. Сестрички не пожалели всейсвоей наличности, отправились в Лобню, купили тюбик с ароматным французскимдепиляторием, который «удаляет нежелательные волосы нежно и эффективно»,выдавили бальзам в майонезную баночку, спрятали, а бутылку наполнилидепиляторием. По цвету и густоте он практически не отличался от бальзама.

Они старались не смотреть на Люсю, когда она вышла из душа сполотенцем на голове. Их душил смех, они кашляли, хрипло, тяжело, как прибронхите. Самым мучительным был момент, когда Люся размотала полотенце ипринялась расчесывать свои жалкие перышки. Сестричкам казалось, что они сейчаспросто насмерть захлебнутся смехом. Почерневшие, скорченные пряди оставались нащетке, на руках, валились на плечи. Люся выпучила глаза, раскрыла рот, но немогла издать ни звука, трясущимися пальцами ощупывала голову и все снимала,снимала сожженные клочья волос, собирала их в пригоршни, разглядывалаошеломленно и опомнилась лишь тогда, когда встретилась глазами со своимотражением в зеркале.

Кое-что все-таки осталось у нее на голове, французский крембыл нежен, но не так уж эффективен. Люся полысела местами, как будто болеластригущим лишаем. Именно этот диагноз и поставила ей Света, когда, кашляя иобливаясь слезами, попыталась по-матерински утешить бьющуюся в истерикедевочку.

— Горе ты наше, дурочка несчастная. Вот видишь, даже я реву,так жалко твои шикарные волосы! Ирка тоже ревет. Ну что теперь делать? Мы тебяпредупреждали, не трогай бродячих кошек, — говорила она, стряхивая мертвые,похожие на обгорелую паклю волосы с тумбочки под зеркалом, сметая их на совок,— мы, наверное, тоже заразились, и все в доме заразились. Нельзя думать толькоо себе, Люся. Ты живешь в семье и обязана нести ответственность за каждого еечлена.

— Если ты так любишь кошек, обязательно мои руки после того,как трогаешь их, — простонала сквозь кашель и слезы Ирина, — нельзя бытьгрязнулей. Видишь, чем это кончается?

Дать волю здоровому смеху удалось только через пару часов,когда бледную дрожащую Люсю отправили в изолятор, а их — в Лобню, зафельдшерицей. Было одиннадцать вечера, лил холодный дождь. Фельдшерица жила наокраине, в собственном деревянном домике. Идти надо было по шоссе, потом черезполе, по проселочной дороге, потом опять по шоссе, всего три километра. Они шлипод одним зонтиком, в пятнистых камуфляжных куртках, в потертых джинсах, врезиновых сапогах, и всласть ныряли в бушующие горячие волны смеха,выпрыгивали, хватали ртом черный ночной воздух, наполненный искрами мелкогодождя, и к дому фельдшерицы подобрались чуть ли не ползком, так ослабли.

Фельдшерицу они подняли с постели, испуганные, со слезами наглазах, рассказали, что с их любимой сестренкой случилась беда. Ирина икала, истарушка заставила ее выпить залпом стакан воды.

Разумеется, фельдшерица никакого стригущего лишая у Люси необнаружила, а когда узнала, что волосы отвалились после использованияимпортного питательного бальзама, прочитала целую лекцию о вреде зарубежнойкосметики и пользе народных средств: яичных желтков, кефира и крапивногоотвара. Чтобы новые волосы выросли быстрее, посоветовала Люсе мазать кожуголовы тертым сырым луком.

Люся последовала совету. Волосы отрастали быстро, но ещебыстрей росла тихая веселая ненависть коллектива. Дети с удовольствием затыкалиносы, изображали приступы тошноты, стоило Люсе появиться в классе, в столовой,в игровой комнате. Прозвище «вонючка» звучало только шепотом, когда не былопоблизости взрослых. Устав не позволял использовать бранные слова, и детивежливо объясняли, что от этой девочки очень плохо пахнет, с ней невозможнонаходиться рядом. Коллектив сильных детей нуждался в жертве, и взрослыепозволили своим питомцам немного позабавиться. Правда, они тщательно следили,чтобы забава не заходила слишком далеко, и, когда у Люси появились первыепризнаки реактивного психоза, ей ласково предложили отказаться от луковыхпроцедур, поскольку коллективу не нравится запах. Она бурно каялась, нопродолжала таскать луковицы с кухни.

К Люсе иногда приезжала молодая приятная женщина, ее роднаятетя Лилия Анатольевна Коломеец. Идиотка тяжело, как медведь, прыгала, безконца обнимала и целовала женщину, носилась по дому с воплем:

— Ко мне тетечка Лилечка приехала! Моя тетечка родненькая!

Явившись через неделю после истории с удалением волос иувидев свою несчастную племянницу, «тетечка Лилечка» устроила настоящийскандал, велела Люсе собирать вещи и принялась допрашивать всех подряд,приставать с вопросом «кто это сделал?».

Мама Зоя пригласила ее к себе в кабинет, они проговорили зазакрытой дверью примерно полчаса, после чего «тетечка» удалилась вместе сЛюсей. Вернулась Люся дней через десять. Волосы ее были коротко подстрижены,прыщей стало меньше. С тех пор тетя забирала ее довольно часто, почти на каждыевыходные.