У них все кипело внутри, когда они видели, как суетятсявокруг этой уродины взрослые. Они готовы были полжизни отдать, чтобы иметьтакую вот тетю и хотя бы изредка уезжать с ней от мамы Зои. Но никому, дажедруг другу, они никогда бы не признались в этом.

Однажды появилась какая-то шикарная пожилая мадам на«Мерседесе», вся в бриллиантах. Говорили, что она спонсор, однако она первымделом познакомилась с идиоткой, как будто не было у мамы Зои других детей.Потом стал приезжать этот странный Солодкин. Он что-то болтал о кино и снималвсе подряд. Просто сценки из жизни семейного детского дома. Руки у него тактряслись, что становилось страшно за дорогущую видеокамеру. И он тоже, какнарочно, не отлипал от Люськи, разговаривал с ней, гладил по головке. А ими,такими красивыми, умными, не интересовался никто на свете.

Дойдя до Пушкинской, они остановились у «Макдоналдса». Напротивоположной стороне, справа от памятника, было милицейское оцепление,стояли пожарные машины и «скорая», толпа текла по Тверской, огибала оцепление,отсеивая кучки зевак, которые, постояв немного, двигались дальше.

— Ну что, полюбовалась? — спросила Света. — Все, быстреньков метро, — она потащила сестру за руку.

— Нет, ну класс, а?! — весело крикнула Ира, и они скрылись вметро.

* * *

Илья Никитич подошел к милиционеру в оцеплении, показал своеудостоверение и спросил, в чем дело.

— В одном из магазинов галереи час назад сработало взрывноеустройство, — объяснил молоденький сержант.

Бородин растерянно оглядывался по сторонам, будто искалкого-то в толпе.

— Илья Никитич, — зашептала ему на ухо Евгения Михайловна, —вы думаете, те две девочки, близнецы, как-то причастны к взрыву? Это за ними мыс вами гнались?

— Не знаю. Я слышал их разговор. Там прозвучала наша с вамилегендарная «мама Зоя», и еще много чего прозвучало. Не знаю, голова идеткругом.

— Может, вам почудилось «мама Зоя»? Вы все время думаете обэтом…

— Мне надо поговорить с кем-то из опергруппы. ЕвгенияМихайловна, подождите меня на лавочке у памятника, я скоро.

В галерее работали трассологи ФСБ. Бородин тут же заметилсвоего знакомого, подполковника Свиридова, высокого седовласого красавца счерными бровями и усами.

— Илья Никитич, какими судьбами? — удивился Свиридов.

— Скажите, Федор Григорьевич, эпицентр взрыва находился вмагазине эксклюзивной женской одежды?

— Да, а откуда вы знаете?

— Остался здесь кто-нибудь из работников галереи?

— Там на втором этаже несколько человек еще дают показания.Илья Никитич, объясните, в чем дело?

— Потом, Федор Григорьевич, потом. Сначала я долженпоговорить со свидетелями. Там есть кто-то из сотрудников того магазина, гдепроизошел взрыв?

— Есть менеджер. Он в это время как раз уходил обедать.

— Отлично!

В баре на втором этаже подполковник усадил Илью Никитича застол, отошел и через пару минут вернулся вместе с бледным молодым человеком вдорогом светлом костюме.

— Я ведь уже все рассказал, — хрипло произнес молодойчеловек, полез в карман, вытащил мятую пачку «Парламента». Руки у неготряслись, на лбу блестела испарина, — я не могу больше здесь оставаться, мненехорошо. Такой стресс…

— Мой коллега задаст вам несколько вопросов, и вы сразупоедете домой, — утешил его подполковник.

— Скажите, в вашем магазине продавались вечерние платьяфирмы «Шанель»?

Молодой человек сильно закашлялся, из глаз брызнули слезы,он загасил сигарету, вытащил бумажный носовой платок, громко высморкался инесчастным, сорванным голосом произнес:

— Да, недавно завезли новую коллекцию. А в чем дело?

— Это действительно «Шанель»? — Бородин удивился, заметив,как бегают глаза менеджера, как часто он моргает.

— Нет, а что такое? — молодой человек стал вытягивать ещесигарету, никак не мог уцепить ее, отбросил пачку так резко, что она упала напол, наклонился, чтобы поднять, и, разгибаясь, сильно стукнулся головой об уголстола.

— Что вы так нервничаете? — мягко спросил подполковник.

— А вы бы на моем месте не нервничали? — зло усмехнулсяменеджер. — Меня чудо спасло, я мог запросто оказаться в магазине во времявзрыва. Запросто! Может, это вообще меня заказали, вы знаете, какая у нас дикаяконкуренция?

— Эдуард Сергеевич, — покачал головой Свиридов, — ну мы свами это уже обсуждали. Взрыв был не заказным убийством, а террористическимактом, преступники не ставили перед собой цель убить кого-то конкретно.

— На вашем месте, Эдуард Сергеевич, я бы радовался, чтоостался жив, — заметил Бородин, — так все-таки это действительно были платья от«Шанель»? Вы получили их из Парижа?

— Я не понимаю, какое отношение это имеет к преступлению? Икакая разница, откуда мы получили модели, которые все равно погибли?

— Ну ладно, — вздохнул Бородин, — происхождение моделей менядействительно не особенно волнует. Из Парижа вы их получили, из Пекина, изГонконга, с фабрики «Красный пролетарий», совершенно не важно. На них былипришиты ярлыки «Шанель»?

— Ну да, да! — сморщившись, выкрикнул менеджер.

— Очень хорошо, — одобрительно кивнул Бородин, — и не надотак нервничать. Вы не могли бы припомнить, было ли в коллекции платье изнебесно-голубого тонкого бархата?

Несколько секунд менеджер молчал, глядя стеклянными застывшимиглазами прямо перед собой, наконец медленно и почти спокойно произнес:

— Будьте любезны, объясните, пожалуйста, почему вас такзаинтересовала последняя коллекция вечерних платьев от «Шанель»? Какоеотношение к взрыву имеет платье из голубого бархата? Что вы мне головуморочите, в самом деле?

— Послушайте, господин Радченко, вы выбирайте выражения, —подполковник грозно сдвинул свои угольные брови, — извольте четко отвечать навопросы. Вас спрашивают, было ли в новой коллекции голубое бархатное платье.

— Я затрудняюсь ответить, — отчеканил менеджер и сделалнадменное лицо, но руки у него дрожали все заметней.

— Позвольте узнать, почему? Вы плохо помните ассортиментпоследней коллекции? У вас должен быть документ с перечнем и описанием. Давайтепосмотрим вместе.

— Нет, я, честное слово, не понимаю, с какой стати вызастреваете на таких пустяках… Это как-то непрофессионально… — Радченко поджалгубы и скосил глаза, — ну что вы прицепились к несчастному платью?