ему встречу в роще на краю Ётунхейма, и он, верхом на своем золотом вепре, покинул нас девять дней назад. О Дисаблоте и своих обязанностях как владыки он даже не вспомнил, а я ничего не стала ему говорить. Я слишком хорошо понимаю: любовь значит для него гораздо больше, чем все на свете пиры и праздники. И любые обязанности, кроме главной нашей обязанности – продолжения жизни в многомирье.

Асы, конечно, были недовольны тем, что в такой важный день верховный престол стоит пустым. Даже мой отец прибыл, но он уже не имел права на это место. Все напустились на меня с расспросами, куда делся мой брат, хотя о его любви к Герд и так уже все знали. Как я и ожидала, все ворчали, недовольные тем, что верховный владыка берет в жены ётуншу.

– Да она не сможет здесь жить! – говорила Сив. – Нельзя же оставить Ётунхейм совсем без солнца, хоть какого-нибудь!

– Но у них ведь тоже бывает ночь, – ответил своей матери Улль, наш сводный брат. – В это время Герд прячется у себя в доме. Она может дни проводить в Ётунхейме, а ночи здесь, с Фрейром.

– Да уж конечно, нужна-то она ему ночью! – захохотал Локи. – А правду говорят, что в обмен на ту деву Фрейр отдал свой меч?

– Это правда, – пришлось мне подтвердить. – Гюмир сказал, что не потерпит зятя, способного перебить всю их родню. Они ведь теперь будут часто встречаться, мало ли, возникнет какая ссора… Он сказал, что Фрейр получит Герд, только если ее отец получит его меч. В том мече – сила солнца, он будет освещать Ётунхейм, раз уж Герд оттуда уходит.

– И Фрейр согласился на такой обмен? – в изумлении воскликнула Идунн.

– Да. Эта дева ему дороже меча и любых других сокровищ.

– Это опрометчиво, – Тюр покачал головой. – Ведь это был единственный меч, способный разить огненных великанов.

– Хорошо, что у нас есть Тор, и уж он такой глупости не сделает – ни за какую деву свой молот не отдаст! – сказал Форсети.

Ну разумеется – Тору довольно тех ётунских дев, что он ловит зимой на равнинах, а чтобы какую-то из них полюбить больше жизни, у него просто воображения не хватит.

– Тор уже получил молот как выкуп за деву, – намекнула я, желая отвлечь их от поступков моего брата – как неразумных, так и неизбежных.

Кое-кто засмеялся, но Локи не утих.

– Так выходит, у нашего владыки больше нет оружия, которым он мог бы нас защитить? А вместо этого – жена-великанша? Вот увидите – вслед за нею сюда набежит вся ее родня. Ётуны будут колотить в ворота Асгарда и требовать, чтобы их тоже пустили сюда жить: если Герд можно, почему им нельзя? И почему им нельзя жить в городе, где правит одна из их рода?

Все загомонили, пораженные этими мыслями.

– Скоро тут от разного великанья отродья ступить будет нельзя!

– Во что превратится Асгард!

– Если у Фрейра больше нет меча, чем же он будет сражаться?

– Чем защитит нас, если к нам явятся огненные великаны?

– Своим могучим «воином», который между ног! Фрейя, а правда, что он у твоего брата больше меча?

– Да и отдать этот меч Гюмиру была ужасная глупость – он ведь родич самого Сурта!

– Ну ладно вам – от любви еще и не то сделаешь! – Только отец и пытался Фрейра защитить, но помогало это мало. – Если бы мой сын умер от тоски, от его меча не было бы толку!

– Не выбрать ли нам нового владыку?

– Да, такого, какой сумеет нас защитить!

– Давайте выберем Тора!

– Нет, это не пойдет, он одевался в женское платье! Если пойдет слух, что у нас такой вождь, нас всех сочтут женовидными!

– Это кто меня назвал женовидным? Локи, опять ты?

– Да не я это, клянусь Имиром! Я вообще за другим столом сижу!

– Не Локи его попрекать – он в тот день тоже был в женском платье!

– И уж его-то великан точно поцеловал!

Одни хохотали, другие бранились, Тор кричал и искал своего обидчика. Потом наконец начались жертвоприношения, пиво и мед дождем хлынули в наши чаши, потянуло жареным мясом… Разговор забылся, но престол владыки Асгарда так и простоял пустым до конца пира.

Фрейр вернулся только дней через десять, усталый, но довольный. По всем мирам, куда может проникнуть свет, разлилось солнечное сияние, давая нам знать о его возвращении. Его смарагдовые глаза сияли блеском моря, пронизанного солнцем. За спиной его на вепре сидела Герд – и впрямь красивая девушка с серебристыми волосами и томными глазами цвета болотной зелени. Мягкие розовые губы, изящные высокие скулы, немного вздернутый нос, маленький подбородок – вид у нее был очень юный, невинно-невозмутимый, но из-под этой созревшей невинности так и сквозила жажда быть пробужденной и наполненной страстью. Неудивительно, что мой брат всем своим существом откликнулся на этот призыв – он не мог этого не сделать, как вода не может не течь под уклон.

Но я и тому не удивилась, что Герд, после ее упорного сопротивления Скирниру, не смогла противиться Фрейру, когда встретилась с ним лицом к лицу в той роще на границе Ётунхейма. Сила солнца в ее крови не могла откликнуться его силе, во много раз превосходящей, не потянуться к нему. Живя во мраке своего родного мира, она, видно, и не знала, что солнце может быть таким ярким и прекрасным. А когда узнала, то без особых колебаний пошла за ним, оставив за спиной привычный мрак…

Великанья природа сказывалась в том, что на коже Герд постоянно проступало немного инея – то на шее, то на плече, то за ухом, а иной раз блестящие ледяные крупинки усеивали ее щеки, будто веснушки. Фрейру это безумно нравилось, и он стирал эти крупинки поцелуями, но они тут же появлялись где-нибудь в другом месте, вызывая его счастливый хохот и новую волну поцелуев. Думаю, такую игру они могли играть очень долго. В его сиянии свечение Герд совсем потерялось, но думаю, в темноте видно лучше.

Но своего несравненного меча Фрейр назад не привез. Я не стала ему ничего говорить – он был так влюблен, что ничего бы и не услышал. А услышал – махнул бы рукой. Теперь у него была Герд, и он не променял бы ее на десять высоких престолов.

Я его понимала.

* * *

…Когда я вернулась в Асгард, уже наступил йоль. Даже земли Альвхейма и Ванахейма на три ночи йоля покрываются