– Ты согласна? – Он сжал мои руки и требовательно заглянул мне в глаза своими голубыми глазами.

Я всмотрелась в его правый глаз, будто надеялась отыскать в нем нужный мне ответ. Он знал, к чему я стремлюсь, и он назвал цену. Сейчас, на самой нижней точке года, я была слаба, а он – силен как никогда. Мои ресницы затрепетали и опустились. Последнее, что я успела увидеть – как он склоняется к моему лицу. Его губы жадно прильнули к моим губам; они были холодны, но от их касания меня пронзило жаром. Я успела ощутить, как он жадно хватает меня и прижимает к груди, в тьму моих закрытых глаз ударил звездный свет… и я исчезла.

Его порыв упал в пустоту. Он все равно что пытался обнять отражение в воде. Я очнулась в своих палатах, совершенно одна, и в руке у меня был зажат один, багряно-алый цветок сон-травы.

Много-много раз я думала о том, что с нами случилось. Од ускользнул из моих объятий, как я ускользнула от Одина. Нас развела разность нашей природы. Но я почти уверена – вырази я желание быть с Одином как с мужчиной, моя природа покорилась бы. Такова природа женщины – она способна приспособиться к любому избраннику, как поток воды приспособится к любому руслу, не теряя своей силы. Один знает, что все дело в моем желании. Он знает все.

Потому он и намекал мне на свою возможную помощь. Если кто-то способен найти Ода и научить, как преодолеть разницу нашей природы, то только он, Один. Тот, кто умеет преодолевать непреодолимое. Но я не пойду к нему за помощью. Пока ключ от моего счастья в его руках, он не позволит мне быть счастливой с кем-то другим.

Но я не сдаюсь и не сдамся никогда. У меня впереди вечность, бег времени не отнимает у меня ни сил, ни красоты, ни сердечного жара. Где-то на свете есть мой возлюбленный, тот, чье присутствие озаряло мою душу, как солнце озаряет зеленый лес, в каждой былинке пробуждая жизнь и игру красок. Я буду его искать, пока существую. Ведь как Один существует ради поиска знаний, я существую ради поиска любви, преображающей вселенную, и я не сойду с моего пути.

Часть пятая

Средний Мир, Гарды

Свенельд сын Альмунда, воевода Олава конунга, тоже порой видел сны, но далеко не такие связные и красивые. Уже несколько месяцев, с весны, ему снилось, будто он бродит вдоль какой-то высокой серой стены, отыскивая в ней проход, но везде находит только гладкие камни. Забывает, в какую сторону шел, идет обратно, но ни ворот, ни конца и края найти не может. Ему зачем-то нужно попасть за эту стену, там ждет и тянет его что-то очень важное, но он может лишь бродить вдоль нее, унылый и бессильный. После таких снов он просыпался разбитым, с чувством, будто потерял у той стены что-то крайне важное, но забыл что.

Этим ясным утром позднего лета, когда на полях вокруг Хольмгарда уже приступали к жатве, он открыл глаза в шатре посреди дружинного стана на берегу Волхова, у Вельих Порогов, у начала южной их части, называемой Ве́лецкой Головой. Свенельд возглавлял целое войско – из двух сотен человек, посланное Олавом конунгом в Альдейгью, иначе Ладогу, как ее называли говорящие на словенском языке. Свенельд одинаково хорошо знал и словенский язык, и северный, в этих краях именуемый русским. Отец его был русом, а мать – словенкой из этой самой Ладоги. Но во главе войска он направлялся вниз по Волхову, конечно, не для того чтобы повидать родичей. С зимы в Ладоге засел Бёдвар Жила – один из вождей сарацинского похода. Более полугода назад, в самом начале прошлой зимы, Свенельд и его старший брат Годред привели в Хольмгард с Хазарского моря часть большого войска, что была набрана в северных землях: около двух с половиной тысячи человек. Народ это был самый разношерстный: ратники, набранные у словен, псковских кривичей, у их западных соседей – эйстов, которых сами псковичи называли вируянами; были дружины князей и бояр, словенских и русских, и особенно много было наемников-варягов. Сбором эти наемников несколько лет перед походом занимался и сам Свенельд, и другие люди Олава, посылаемые в Северные Страны. Часть варягов погибла в сражениях у сарацин и на реке Итиль, на обратном пути. Но вернувшимся пришлось остаться на зиму в Хольмгарде – по морю уже не ходили, для возвращения домой им пришлось ждать весны. Весной часть их благополучно уехала, как только сошел лед с ближней части моря (в восточной части лед держался дольше всего). Но остатки их все еще были здесь. Зимой Бёдвар Жила задумал сходить на карельскую чудь, жившую севернее Ладоги. Сотни полторы варягов пожелали к нему присоединиться – зимой наемники скучали, не имея никаких развлечений и занятий, кроме охоты. Да особенно сытой их жизнь не была – Олаву нелегко давалось обеспечить съестным более тысячи человек. Олав охотно отпустил дружину Бёдвара на север, даже помог со снаряжением. Он знал, что такой поход вызовет неудовольствие Бьёрна конунга из Свеаланда, который сам порой ходил туда за данью, но дед жены был далеко, а скучающая трудноуправляемая рать – в собственном городе и во всех окрестных селениях.

За зиму Бёдвар с дружиной сходил на чудь, привез неплохую добычу – скот, полон, меха, кое-что из припасов, – и засел в Ладоге, ожидая весны. Но вот весна давно прошла, начиналась осень, а Бёдвар все еще был здесь, и Олав понимал, что если не удастся выдавить его отсюда как можно скорее, он останется и на следующую зиму. Будто змей, Бёдвар расположился в том самом месте, где кончалась морская часть Восточного Пути и начиналась речная, ведущая в южные славянские земли, в Кенугард, владения Хельги Хитрого, и в Грикланд. Со всех проезжающих торговцев Бёдвар брал пошлину в свою пользу, на прокорм дружины, чем причинял Олаву и обиду, и убыток. Терпеть этого было больше невозможно. Едва Свенельд с дружиной в начале лета вернулся от хазарских рубежей, куда ходил зимой, и немного отдохнул, Олав был вынужден отправить его в новый поход.

Олав уже посылал к Бёдвару, и тот ответил, что уйдет, если ему пришлют выкуп. Но выкупать свои собственные земли у заезжего викинга Олав конунг не мог, приходилось посылать дружину, хотя мысль