"Школа телохранителей” — это именно то, что мне нужно.Скорее всего Владимир Михайлович кует кадры для своего предприятия именноздесь.

Я вошла в здание и тотчас же наткнулась на внушительныхразмеров охранника, скучавшего перед маленьким телевизором. Охранник пожиралбутерброд с сыром и, казалось, не обращал на меня никакого внимания. Но когда япопыталась прорваться вовнутрь, сразу же осадил меня.

— Вы куда? — строгим голосом спросил он.

— Здесь находится “Школа телохранителей”? —спросила я.

— А вам зачем?

— Записаться хочу.

Он с сомнением осмотрел мою фигуру, мои узкие плечи и совсемне выдающуюся грудь.

— Прием окончен. В январе приходите.

— Я бы хотела поговорить с кем-нибудь изначальства, — нацепив на лицо самую соблазнительную из своих улыбок иочень эротично тряхнув волосами, я просительно посмотрела на охранника.

Должно быть, он не испытывал особой идиосинкразии к рыжим ипотому смилостивился.

— Второй этаж. Комната двадцать четыре.

— Спасибо!

Обогнув пост № 1, я углубилась в чрево спортивной школыолимпийского резерва. С правой стороны находился вход в спортзал, далееследовало несколько дверей с табличками “Раздевалки”, и венчали всю этуанфиладу душевые и туалеты, находящиеся в самом конце коридора.

Я поднялась на второй этаж и почти сразу же нашла комнатудвадцать четыре. Ошибиться было невозможно: на двери болталась вывеска “Школателохранителей”. Пятьдесят на пятьдесят, что в этой школе кто-то знает Жаика, анавести справки о нем куда удобнее здесь, нежели в частном охранном предприятии“Орел”. И потом, загадочный Самуил Аронович, — человек с такимименем-отчеством просто обязан быть замшелым интеллектуалом, специалистом попромышленному шпионажу и кражам интеллектуальной собственности. Самуил Ароновичрасколет такую набитую дуру, как я, за один прием.

Я аккуратно постучала в дверь и нажала ручку.

В аскетичной комнате, главным украшением которой былонесколько спортивных кубков и — почему-то — большой плакат с репродукциейкартины Клода Моне “Руанский собор”, не оказалось никого. Я прикрыла дверь и вожидании обитателей комнаты принялась рассматривать расписание занятий,висевшее тут же.

Вторым именем, которое я выудила из списка преподавателей,было Назыркулов Ж. Б.

Назыркулов Ж.Б. преподавал восточные единоборства (я дажезапуталась во всех суффиксах " — до”, которые характеризовали единоборствас самой лучшей стороны. Кроме айкидо, дзюдо и таэквон-до я не знала большеничего). Два раза в неделю: суббота с 21-30 до 24 часов вечера. И воскресенье:с 7-30 до 10 часов утра. Не слишком удобный график для подопечных, но, должнобыть, у Ж.Б. есть дела и поважнее, чем школа телохранителей.

Назыркулов Ж.Б. мог вполне оказаться Жаиком, слишком ужштучно, слишком экзотично выглядело сочетание инициалов и фамилии — явноказахской.

Ну что ж, отлично. Суббота — с 21-30 до 24.

Без пяти двенадцать я буду караулить казаха возле входа.Воскресенье, конечно, выглядело предпочтительнее — все-таки утро. Но терятьодин день я просто не могла.

Пока я размышляла возле расписания, в конце коридорапоявился молодой человек, на ходу подтягивающий штаны: скорее всего именно онсидел в комнате и отвечал за пожаробезопасность помещения.

— Вы ко мне? — на ходу бросил он.

— Хочу записаться, — заявила я. Теперь, когдарасписание было изучено мной полностью, я могла позволить себе любой полетфантазии. — Это ведь школа телохранителей?

— Да. Но, к сожалению, прием окончен. Следующий набортолько в январе. И потом, женщин мы не принимаем.

— Почему же такая дискриминация? — я позволиласебе обидеться.

— Принципиальная установка руководителей. И потом, унас очень сложная система отбора. И очень большие нагрузки. Вряд ли женщинасможет их выдержать.

Если бы ты знал, мальчик, что мне пришлось выдержать запоследние несколько месяцев, ты бы так не говорил.

— Я буду жаловаться, — сказала я. — Подвергнувашу школу обструкции в печати.

— Напрасный труд. В городе существует масса подобныхшкол, где принимают в том числе и женщин. Я могу дать вам адреса.

— Уж будьте так любезны.

— Подождите.

Паренек оказался обладателем удивительно каллиграфическогопочерка. Через несколько минут я уже держала в руках листок бумаги с аккуратновыписанными адресами.

— Вы когда-нибудь занимались спортом? — спросил они осмотрел мою вяловатую и совсем не накачанную фигуру.

— Греблей, — ляпнула я. — Байдарка-одиночка.

— Что-то не похоже, — он с сомнением покачалголовой. — Если у вас нет первоначальных навыков, вам будет трудно в любойшколе.

— Ничего, не боги горшки обжигают. Меня, вообще,привлекают восточные единоборства. У вас как с единоборствами?

— Лучшие преподаватели в городе, — молодой человекраздул щеки. — Фамилия Назыркулов вам знакома?

— Жаик Назыркулов? — я даже подалась вперед.

— Ну да. Чемпион и призер. Первенство мира пять летназад. О Европе я уже не говорю.

Все. Можно уходить. Назыркулов Ж.Б. действительно оказался Жаиком,я получила даже больше, чем хотела.

* * *

Вечером в субботу детям были даны строгие инструкции нетаскать спички и не включать видео. Легко отделавшись “Мойдодыром” и — повозможности — усыпив их, я начала готовиться к встрече с Жаиком. До конца занятийв школе телохранителей оставалось еще два часа, чтобы добраться туда, мневполне хватит получаса хорошей езды. Следовательно, остается еще полтора часа,чтобы все продумать. И подстраховаться на тот случай, если Жаик каким-тообразом причастен к смерти Жеки. Я отчаянно трусила, я не знала, чем закончитсянаш разговор, но отступать было нельзя.

В соседней комнате спали Жекины дети.

Я сняла трубку и набрала домашний телефон Марича. Будемнадеяться, что субботний вечер он проводит в кругу престарелой мамы,престарелой собаки и престарелого телевизора “Радуга”. По которому идет такойже престарелый фильм “Призрак замка Моррисвиль”. Мне почему-то казалось, чтоМарич должен любить черно-белые старые комедии, иначе к чему так тщательноскрываемая строгая морщинка между бровей.

— Кирилл Алексеевич? — спросила я, когда Маричснял трубку.

— Да. Слушаю.

— Кирилл Алексеевич, это Катерина Мстиславовна.

— Здравствуйте, Катя. Я узнал вас. Что-нибудьслучилось?

— Пока нет, — честно призналась я. — А у васкакие новости?