анатомии. Они идут на разного рода издержки, вплоть до революций, которые видимым образом все потрясают. В результате поднимается колоссальное облако пыли, состоящее из человеческих частиц, происходит колоссальная мобилизация, но в итоге те, кто были у власти, остаются на месте или возвращаются через два поколения, и происходит то, что называется «прогрессом». Это на самом деле не более чем повышение капитализации и стоимости человеческого времени. Если во времена фараонов или до революции 1789 года время какого-нибудь рыбака, крестьянина стоило копейку в неделю, то сегодня время его прапраправнука, служащего офисным планктоном, стоит 100 долларов в час. Но на самом деле это продукт социальной трансформации, это переоценка жизненного времени, которая очень сложно вплетена в систему обеспечения благами, которая, в свою очередь, является тоже тонкой формой отчуждения.

Вот раньше была работа: 12 часов человек «пахал» – два часа на себя, 8 или 10 – на капиталистов. Теперь он может не «пахать». Теперь он может быть безработным. Но он, благодаря существованию госаппарата, дает своим безработным существованием работу социальным сотрудникам, которые за ним следят, полиции, массе структур. Допустим, досуг: он идет со своим сыном в зоопарк или в Диснейленд – это все колоссальная система отчуждения. Он не может плюнуть без того, чтобы не отдать часть себя вот этому механизму. Причем он даже не понимает, что он это делает.

Но в пределе человек, который стоит перед обществом, включившим в себя природу и небо, становится абсолютно лишенным внутреннего человеческого измерения. То есть он становится просто терминалом, который работает в системе «посыл-ответ» вот с этим социальным монстром. Поэтому, на мой взгляд, прогресс – это просто переоценка человеческого времени для того, чтобы снимать все более и более высокую виртуальную дань.

Здесь же, когда я говорил о промышленном капитале и финансовом, есть очень глубокая разница в философии. То есть промышленный капитал верит в объект и «обмен веществ». Это инженерный подход, это установка на качество, это другой тип интеллектуализма. А финансовый капитал верит в интеллектуальную экономику, в информационную экономику. Он верит в то, что деньги – это просто информационный поток, и в политэкономическом смысле это «солипсическое» сознание. То есть промышленный капитал ориентирован на работу с объектом вне себя, а вот финансовый капитал – это такая «солипсическая» работа с некой виртуальной ценностью. Но поскольку есть все равно нужно, то здесь возникают постоянные противоречия, конфликты.

Конечно, социальные изменения есть, но они проводятся одним и тем же хозяином в рамках соответствия моменту, потому что динамика времени изменяет количественную постановку задачи. Вот если вам приходится платить следующую неделю в десять раз больше, чем в прошедшую неделю, то вы поневоле проведете какие-то изменения. Но тот, кто вас требует, это один и тот же хозяин, – вот в чем дело.

Вы персонализировали социум, дав ему имя, назвав его тенью Сатаны. В то же время составной частью социума являются радикалы, которых Вы хотите вооружить политической теологией. В этом смысле каково Ваше участие в этом?

Я хочу здесь сделать одно очень важное дополнение. Социум – это общество. Я провожу фундаментальное различие между обществом и общиной, между society и community. Потому что общество как целая законченная космическая система, объемлющая, по возможности, все человечество, это одно. А община – это, как правило, община ушедших. Это община Моисея, который ушел от фараона. Это община Мухаммеда, который ушел из Мекки.

Эта община ушедших, община избранных, всегда бросает вызов обществу. И это абсолютно другая система отношений, внутри этой общины она является не системой отношений внутри общества, – это братская структура, которая основана на ином понимании смысла и на ином понимании человеческих связей. Но община – это не часть общества. Она может быть с обществом в мире, но не от мира. Община – это партия, которая действует внутри социума против социума.

Радикалы объединяются в общину, потому что, может быть, часть радикалов сегодня ходит и не знает, что они должны принадлежать к общине монотеистов. Они по своей «анатомии» – внутренней, духовной – радикалы, но они еще об этом не знают. Тут есть очень интересный момент. Есть радикалы, которые представляют собой пассионариев ума, а есть пассионарии тела. Пассионарии тела, которые не находят пассионария ума, который бы ими руководил, обычно плохо кончают. Где-нибудь в канаве после уличной драки. Но пассионарии ума – это, к сожалению, чисто кабинетные пассионарии. А в идеале – когда объединяются те и другие, а особенно когда это объединяется в одном человеке. И тогда, естественно, все, кто следует за пророками – это пассионарии, которые способны поверить в Откровение (то есть пассионарии ума), и пассионарии тела, у которых достаточно тела, чтобы идти на крестную муку, если это понадобится.

Пока вы находитесь в оппозиции обществу, все более-менее понятно. Но предположим, через 20–30 лет хотя бы где-то радикальный клуб берет политическую власть. Как будут разворачиваться тогда взаимоотношения общины и общества? И вообще, какова политическая программа радикального клуба? Потому что понятно, какая у либерального и какая у традиционалистского.

Прежде всего нужно сказать, что в пределе политической задачей радикального клуба является не создание очередной общественно-политической формации, не построение социализма, коммунизма или чего-нибудь еще в этом роде, а политической задачей является подготовка второго пришествия Иисуса Христа и Махди. Потому что с точки зрения ислама это событие, сопряженное со Вторым Пришествием Иисуса Христа, в которое мусульмане верят так же, как и христиане.

Это Пришествие является концом истории и одновременно фундаментальным изменением закона мироздания перед общим концом – Воскресением и Судом. Теперь это главная задача. В контексте этой задачи не проглядывается установление глобального господства в мире без появления Махди и Иисуса Христа. Они являются водителями человечества и они являются печатью, которую Всевышний ставит на то, что усилия радикалов преуспели. Но они могут и не преуспеть: «критической массы» может не хватить. И в этом смысле вся история будет неудавшейся репетицией, потому что с точки зрения скажем, определенных метафизиков, носителей традиционалистского знания, наше человечество является одним из многих в этой цепи, в которой повторяется постановка все время одной и той же задачи. Просто наши предшественники были абсолютно неуспешны. Не хватило «критической массы» для того, чтобы преодолеть мощь инерции. Но если ее хватит – тогда будет эсхатологический сценарий. Радикалы – это эсхатологи.

Предположим, на пути к этому в одном из отдельных регионов действительно радикальный клуб берет контроль, что, естественно, вызывает немедленно очень острую деструктивную реакцию со стороны господствующего традиционалистского клуба, который без эсхатологического вмешательства Всевышнего не одолеть окончательно. Нет такой возможности без