Как ни странно, главные участники этого беспокойного королевского хозяйства по-настоящему сблизились друг с другом, склоки были большой редкостью. По мере того как Мария стала, что ни год, рожать новых детей, Генрих IV научился не замечать ее тусклой внешности, более того, как он великодушно сказал одному из своих приближенных, если бы Мария не была его женой, он сделал бы ее любовницей. Мария явно восприняла это как комплимент и с еще большим старанием принялась строить дом, в котором ее неугомонному мужу-королю жилось бы максимально комфортно. Ну а за тем, чтобы не оскудевал королевский стол, следили итальянские повара, которых Мария привезла с собой из Флоренции.

Подобно Екатерине, она тоже внесла свой вклад в развитие французской кухни. Да, повара Екатерины оказали на нее сильное влияние, но именно во времена Марии французская кухня обрела свой неповторимый стиль, и случилось это только после того, как местные повара усвоили саму концепцию итальянского поварского искусства. Состояла она в том, чтобы не приглушить, а как раз усилить аромат мяса или рыбы; соусам надлежало выявить, подчеркнуть уже имеющиеся природные элементы блюда, потому мясо готовилось в соусах, извлеченных из него самого, а рыба варилась в бульоне, изготовленном из ее же отходов — головы или хвоста. Раньше французские повара просто следовали итальянским рецептам, теперь же, усвоив основы итальянского приготовления блюд, они взялись за создание собственной национальной кухни.

Первым крупным французским шеф-поваром стал Франсуа ла Варенн. Он прошел школу итальянской кухни Марии де Медичи, а двадцать лет спустя написал книгу «Le Cuisiner francais» («Французский шеф-повар») — первое систематическое и полное описание французских блюд и рекомендации по их изготовлению. Ла Варенн завоевал себе известность в основном новым способом использования грибов для усиления вкуса говядины и телятины: именно в королевских кухнях было опробовано и названо в честь Марии де Медичи классическое ныне блюдо Tournetdos Medicis — бифштекс в винном соусе.

В 1610 году, отправляясь на войну с Испанией, Генрих VIII был убит фанатиком-католиком, и Мария стала регентом при своем восьмилетнем сыне Людовике XIII. Мария никогда не одобряла антииспанской политики своего мужа, и теперь у нее появилась возможность отойти от нее — при содействии своего фаворита Кончино, которому она присвоила титул маркиза д'Анкра и который сделался ее близким советником. В 1614 году Людовику исполнилось двенадцать, и по закону он мог вступить в свои королевские права, но регент и ее советник этим обстоятельством предпочли пренебречь; запугать юнца-короля оказалось несложно, и править Францией от его имени продолжала Мария. Власть пьянила ее, что порой заставляло делать необдуманные шаги и идти на сомнительные сделки с врагами в кругу высшей аристократии; иное дело, что растущую непопулярность компенсировало наличие тесного круга итальянских лизоблюдов.

Вскоре свой фаворит появился и у Людовика XIII — властный и набирающий все большую силу Шарль д'Альбер де Люинь; они вместе стали прикидывать, как бы отодвинуть Марию в сторону. В 1618 году маркиз д'Анкр был убит, после чего Марию де Медичи сослали в Блуа, где она безуспешно пыталась затеять бунт против своего сына. Теперь у нее появился новый советник — молодой одаренный священник аристократического происхождения Арман Жан дю Плесси де Ришелье, который, отправившись к Людовику XIII, пустил в ход свое незаурядное мастерство дипломата и политика и сумел примирить его с матерью.

Вскоре после этого Людовик XIII вступил в вооруженный конфликт с гугенотами и их иноземными союзниками. Де Люинь погиб в сражении, и его место советника короля занял Ришелье. К этому времени продолжающаяся борьба католиков и протестантов уже оказывала все более заметное воздействие на династические и территориальные конфликты, возникающие повсюду на континенте, и в Европе началась страшная и опустошительная Тридцатилетняя война, в которую были втянуты армии отовсюду — от России до Франции, от Австрии до Балтийского моря. Ришелье изо всех сил пытался уберечь от участия в ней Францию, но добился лишь частичного успеха. В 1622 году Людовик XIII добился назначения Ришелье кардиналом — в знак его заслуг. Мария де Медичи возмущалась, как она считала, «изменой» Ришелье — он не только предпочел ей сына, но ради тактических соглашений с протестантскими силами отошел от ее происпанской, прокатолической политики.

Потерпев поражение на иных направлениях, Мария де Медичи направила свою энергию на решение культурных проблем и в этой области преуспела не меньше, чем Екатерина. Еще в 1615 году она заказала видному французскому архитектору Соломону де Броссе разработать проект Люксембургского дворца на левом берегу Сены. Он должен был стать копией палаццо Питти, и Мария даже послала во Флоренцию за соответствующими чертежами. Де Броссе принял их с благодарностью, но действовал по собственному усмотрению. Заказывала Мария работы и целому ряду живописцев, включая молодого Николя Пуссена, хотя любимым ее художником был, бесспорно, Питер Пауль Рубенс, которого Мария пригласила из Голландии в Париж в 1622 году.

В искусстве Высокий Ренессанс тогда уже уступил место барокко с его избыточностью, при которой техническое совершенство и блеск превозмогают структурную определенность, роднившую его некогда с наукой. Искусство оставило позади свою научную фазу, точно так же, как наука переставала быть просто «искусством». По прошествии столетия со дня смерти Леонардо уже невозможно было долее представить себе существование личности, чей гений разом и охватывает, и объединяет искусства и науки. В студии Леонардо его помощники часто болтались без дела, в то время как мастер опробовал открытые им новые сочетания пигментов или украдкой заполнял свои шифрованные дневники мыслями об искусстве-науке. В противоположность этому студия Рубенса представляла собой улей, в котором трудолюбивые помощники, «соавторы» и ученики, — все работают под руководством мастера; здесь на практике осуществлялось разделение труда и предпринимались совместные усилия, потребные для создания огромных холстов, что превратило студию в процветающее предприятие, а ее хозяина — в миллионера. Рубенс тоже был многообразно одаренным человеком и представлял собой во многих отношениях барочную разновидность ренессансной личности; но его таланты проявляли себя скорее не в научных открытиях, а в дипломатии и широкой учености, а в творчестве ощущался скорее взрывной темперамент, нежели интеллект. Барочный ренессансный человек расцветал как импресарио, воплощающий полноту своей натуры, а не исследователь тайн природы. Как нам предстоит скоро убедиться, это исследовательское начало, унаследованное от Ренессанса, также требует для своего осуществления особого гения.

Мария де Медичи поручила Рубенсу украсить две большие галереи уже почти полностью достроенного Люксембургского дворца, для чего он написал больше двадцати крупных холстов, каждый из которых отражает, в мифологическом плане, главные события долгой жизни королевы. Умение Рубенса писать пышную женскую плоть как воплощение почти неземной красоты идеально отвечало запросам Марии, и художник добросовестно выполнил свой долг перед королевой-заказчицей и благодетельницей — эти картины принадлежат к числу его лучших работ.