Из зала суда Рэтбоун вышел с ощущением, что потерпел поражение, по-настоящему не вступив в бой. Он ничего не сделал для Риса. Даже не начал оправдывать доверие, оказанное ему Эстер и Сильвестрой. Ему было стыдно, но Оливер не мог ничего придумать для оказания молодому Даффу хотя бы незначительной помощи.

Конечно, он мог бы сбивать свидетелей с толку, протестовать против вопросов Гуда, его тактики и логики, но это не служило бы никакой цели и создавало лишь видимость защиты. Это была бы симуляция. Рэтбоун понимал это, и Эстер поняла бы. Разве это помогло бы Рису? Или вселило в него ложные надежды?

Теперь ему предстояло набраться храбрости и пойти к Рису, а не бежать, куда глаза глядят, что он сделал бы с куда большим желанием.

* * *

Когда он пришел, Эстер уже была там. Она обернулась на звук шагов, и Оливер увидел ее глаза, полные отчаяния и мольбы хоть о какой-то надежде.

Они сидели в серой камере подвала Олд-Бейли. Рис страдал от болей, тело его напряглось, сломанные руки дрожали. В его взгляде адвокат не увидел надежды. Эстер села рядом, обняла Риса за плечи. Сам Рэтбоун находился на грани срыва.

– Рис! – начал он, нервничая. – Ты должен сказать нам, что случилось. Я хочу защитить тебя, но мне нечем это сделать! – Пальцы у него от злости сжались в кулаки. – У меня нет оружия! Ты убил его?

Рис едва заметно, но определенно отрицательно покачал головой.

– Убил кто-то другой?

Снова легкий, но вполне понятный кивок.

– Ты знаешь кто?

Кивок, горькая улыбка, дрожащие губы.

– Это имеет отношение к твоей матери?

Легкое пожатие плечами, потом покачивание головой. Нет.

– Какой-то враг твоего отца?

Дернув головой, Рис отвернулся и принялся стучать шинированными руками по бедрам.

Эстер схватила его за запястья.

– Прекрати! – воскликнула она. – Ты должен сказать нам, Рис. Неужели ты не понимаешь – они признают тебя виновным, если мы не докажем, что это сделал или по крайней мере мог сделать кто-то другой?

Не поворачиваясь к ней, Рис медленно кивнул.

Им ничего не оставалось, кроме как сказать суровую правду.

– Они повесят тебя, – отчетливо произнес Рэтбоун.

Кадык у Риса дернулся, как если б он что-то сказал; потом молодой человек снова отвернулся и больше на них не смотрел.

Эстер перевела на Рэтбоуна глаза, полные слез.

Адвокат помолчал минуту, потом еще одну. Говорить и делать больше было нечего. Рэтбоун вздохнул и вышел. В коридоре он уступил дорогу Корридену Уэйду, который направлялся в камеру к Рису. Тот, по крайней мере, мог облегчить его физические страдания, даже дать какое-нибудь достаточно сильное средство, чтобы Рис на несколько часов уснул.

Пройдя чуть дальше, Оливер повстречал Сильвестру; та выглядела настолько обессиленной, что едва не падала в обморок. Но рядом с ней находилась Фиделис Кинэстон.

Рэтбоун провел вечер в своей квартире, в одиночестве. Он не мог есть, даже сидеть у камина, и ходил по комнате, перебирая в уме один бесполезный факт за другим, когда вошел дворецкий и объявил, что в вестибюле ждет Монк.

– Монк! – Рэтбоун ухватился за это имя, как утопающий за спасательный плот. – Монк! Приведите его… немедленно!

Уильям выглядел бледным и уставшим; с волос капало, лицо блестело от влаги.

– Ну? – вопросил Рэтбоун, внезапно осознав, что хватает ртом воздух, а кулаки сжаты так, что пальцы покалывает. – Что ты узнал?

– Даже не знаю, – мрачно отвечал сыщик. – Понятия не имею, улучшит это ситуацию или только ухудшит. Лейтон Дафф был одним из насильников, орудовавших в Севен-Дайлзе, а потом и в Сент-Джайлзе.

Рэтбоун ошеломленно смотрел на него.

– Что? – спросил он высоким от недоверия голосом. Это казалось нелепым, совершенно абсурдным. Должно быть, он неправильно понял. – Что ты сказал?

– Лейтон Дафф был одним из насильников, действовавших в обоих районах, – повторил Монк. – Я нашел людей, опознавших его, – в частности, извозчика, видевшего Даффа в Сент-Джайлзе в ночь накануне сочельника с окровавленными руками и лицом, сразу после одного из самых жестоких изнасилований. А Рис в это время находился на Лаундес-сквер и тихо провел вечер с миссис Кинэстон, Артуром Кинэстоном, леди Сэндон и ее сыном.

Рэтбоун испытал сильнейший шок; ему показалось, что комната пошла кругом.

– Ты уверен? – произнес он и сразу понял всю глупость вопроса. Это было ясно по лицу Монка. Он никогда не пришел бы с новостями, в которых хоть немного сомневался.

Уильям не потрудился ответить и без приглашения уселся поближе к огню. Сыщик все еще дрожал и выглядел утомленным.

– Я не знаю, что это значит, – продолжил он, глядя мимо Рэтбоуна на стоящий напротив пустой стул. На самом деле Монк смотрел на что-то, видимое только ему. – Возможно, Рис не участвовал в том изнасиловании, но замешан в остальных или некоторых, – сказал он. – Возможно, нет. Очевидно одно: Лейтон Дафф не ходил следом за сыном, охваченный яростью и ужасом из-за его поступков, и в праведном гневе не уличал Риса. – Монк повернулся к Рэтбоуну, стоявшему на прежнем месте. – Мне жаль. Все это означает, что мы неправильно поняли мотив. Он ничего не объясняет. Не знаю, что ты с этим сделаешь. Как дела в суде?

– Отвратительно. – Адвокат подошел на негнущихся ногах ко второму стулу и сел. – Мне нечем с ними воевать. Полагаю, теперь мы обеспечены боеприпасами, с которыми можно полностью пересмотреть вопрос о том, что же случилось. Эти факты возбудят сомнения. И наверняка продлят разбирательство… – Он едко улыбнулся. – И встряхнут Эбенезера Гуда! – Тут адвокат почувствовал, как в нем поднимается волна ужаса. – Но они убьют миссис Дафф.

– Да, я понимаю, – спокойно отозвался Монк. – Но это – правда, и если ты позволишь повесить Риса за то, в чем он невиновен, никто из нас потом не сумеет это исправить, вернуть его с виселицы или поднять из могилы. А правда, какой бы она ни была, предоставляет определенную степень свободы. По крайней мере, твои решения основаны на реальности. И ты научишься жить с ними.

Рэтбоун внимательно посмотрел на Монка. В его лице он разглядел и боль, и намек на некое умиротворение, которого никогда раньше не видел. Уильям выглядел так, словно сильно устал, но предвкушает долгожданный отдых.

– Да, – согласился Оливер. – Благодарю тебя. Дай мне имена этих людей и расскажи детали… и, конечно, предоставь счет. Ты очень хорошо поработал. – Он запретил себе думать о том, что надо рассказать обо всем Эстер. Ночь предстояло провести за выработкой стратегии защиты.

Рэтбоун трудился до шести утра, и после двух часов сна, горячей ванны и завтрака снова появился в зале суда. Атмосфера волнительного ожидания пропала без следа. На галерее для зрителей даже виднелись свободные места. Дело деградировало от высокой драмы до простой трагедии. Оно перестало быть интересным.