хотя бы вскользь где-то упомянула Институт Мастерса и Джонсон, ему грозил скандал. Несмотря на все уважение к достижениям Мастерса, его ближайшие соратники теперь были обеспокоены тем, что секретные дела с Салливан и другими женщинами угрожали заработанной тяжким трудом репутации института и всем, кто был с ним связан. На протяжении всей карьеры Мастерс раздвигал горизонты, попирая критиков и апологетов морали. А теперь он, казалось, не видел реальности, в которой его могли справедливо обвинить в величайшем лицемерии и сомнительных моральных суждениях. Он был уверен, что никто ничего не узнает. Его тайные договоренности с Салливан и прочими суррогатами были «примером его безумия», как говорил Марк Шварц. Он вспоминал пациентов – например, «тридцатилетнего девственника без социальных навыков», – жизнь которых изменили суррогаты, хотя по закону это в то время считалось «чистой проституцией». «Это была уловка двадцать два: при импотенции они ни за что не нашли бы себе партнершу, но и ни за что не избавились бы от импотенции, если бы ее не нашли, – объяснял Шварц. – Вот такой ключ к успеху; однако он ходил так близко к краю пропасти, что просто напрашивался на неприятности».

Больше всех вся эта суррогатная схема расстраивала, наверное, Джини Джонсон. Несмотря на то что она в свое время преуспела в найме женщин-добровольцев в программу, она была уверена, что ради суррогатов рисковать не стоит. Грязный судебный иск при участии супруга Барбары Калверт чуть не уничтожил их. «Я боялась, что нас привлекут к ответственности, и все такое, – признавалась Джонсон, переживавшая, как бы снова не попасть под суд. – Но Билл настаивал и делал это снова и снова, хотя знал о моем отношении». Джонсон предупреждала, что институт не должен становиться поставщиком информации для всех этих незаконных связей.

Донна Мартини, бухгалтер клиники, часто имела дело с суррогатами. Вскоре после поступления на работу в 1982 году Мартини узнала о публичной лжи. «Когда их спрашивали, работают ли они с суррогатами, ответ всегда был “нет”. Но они ведь работали, всегда, – рассказывала она. – Они никогда не говорили правду о суррогатах». С каждого пациента Мартини получала стандартную ставку, а потом – второй чек, дополнительные деньги для передачи суррогату. Она помнит, что таким образом платили минимум четырем женщинам. «Квитанций не было, они не хотели оставлять документальный след», – поясняла она. Ванда Боуэн, главная административная помощница Джонсон, следила, чтобы Мартини держала рот на замке о программе суррогатного партнерства и всем, что видела. «Людям всегда было любопытно, что происходит, – вспоминала Мартини. – Ванда говорила: “Если кто-то спросит о вашем месте работы, отвечайте, что работаете у доктора в Центральном Вест-Энде”. Я никогда этого не понимала, но она была очень скрытной».

В случае с суррогатами заболевания, передающиеся половым путем, вызывали не меньше беспокойства, чем передача денег. В августе 1988-го Time объявил о распространении генитального герпеса, выпустив номер с ярко-красной буквой «Н»[27] на обложке и заголовком «Алая буква современности». В течение года расцвел новый смертоносный вирус СПИДа, представлявший еще большую угрозу, особенно потому, что мужчины с эректильной дисфункцией редко использовали кондомы. В своей работе Салливан никогда не беспокоилась о профилактике. «Я принимала противозачаточные таблетки, а с резинками мы тогда редко имели дело, – вспоминала она. – Но, когда в восьмидесятых появился СПИД, резинки стали необходимы». Боясь инфекции, Салливан больше никогда не делала пациентам легкомысленных предложений обойтись без защиты. Боязнь подхватить смертельное заболевание портила ожидающим секса пациентам опыт суррогатного партнерства. «Поначалу было ужасно и страшно, – признавалась Салливан. – Мы пытались не фокусироваться на проникновении, потому что вся суть была не в нем, а в том, что ему предшествовало. Хороший клиент уходил, пока дело не доходило до полового акта. Уходил и искал себе женщину».

Однако карьера Салливан оборвалась не из-за болезни или денег. В 1984 году, на пике работы суррогатной партнершей, она приехала в Сент-Луис ради двух клиентов, с перерывом в пару дней между их курсами лечения. И вдруг ей захотелось устроить себе маленький отпуск и прокатиться на оздоровительный курорт возле Канзас-Сити. В Сент-Луис она возвращалась в метель, намереваясь не опоздать на встречу. На скользком шоссе ее автомобиль врезался в другую машину, потерявшую управление. При лобовом столкновении Салливан влетела лицом в руль. Она разбила всю левую половину черепа и получила катастрофические травмы. «Ни глазницы, ни носа, ни скулы, бессчетное множество разрывов брюшины, коллапс легких, – перечисляла она. – Я несколько недель была без сознания».

Новости о почти смертельной аварии Салливан спровоцировали в Сент-Луисе новые взаимные упреки. Если бы история суррогатной партнерши из Калифорнии просочилась в массы, национальные СМИ наверняка разведали бы, что именно она делала в штате Миссури, поставив под угрозу программу Мастерса и Джонсон. Джини снова высказала Биллу свое недовольство.

Наконец, велосипед Салливан был отправлен обратно в Калифорнию, а она тем временем проводила долгие месяцы в операциях и реабилитации. Салливан хотела сохранить свою карьеру суррогата, но не особо успешно. «У меня было мало клиентов [после аварии] – о шестнадцати в неделю речь уже точно не шла, – с горечью говорила она. – Я пережила семнадцать восстановительных операций на лице, каждая раз в три месяца, так что я не могла регулярно встречаться с клиентами, поскольку проходила лечение, восстанавливала лицо. Я была еле живая после операций».

Теперь, когда ее красивое лицо было изуродовано, Салливан видела, что незнакомые мужчины смотрят на нее совсем не так, как прежде. В ней больше не осталось очарования. Она смотрела в зеркало и понимала, что ее жизнь изменилась навсегда. Жесткий урок о роли красоты в равновесии между любовью и сексом. «Я не понимала, что, наверное, у меня поэтому было так много клиентов, – размышляла она. – Я думала, их много, потому что я езжу на конференции и рассылаю резюме. Ан нет – все потому, что я молодая и красивая. Так кого я обманываю? Говорят же, мужчины любят глазами».

Через несколько месяцев Мастерс приехал читать лекцию в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Узнав об этом, Салливан ее посетила. После лекции она подошла к Мастерсу, не уверенная, что он ее узнает. Она не виделась с ним со времен выписки из больницы. Он вежливо спросил, восстановилась ли она – а потом поинтересовался, работает ли она все еще суррогатом. «Он увидел меня и спросил: “Есть дело – вы можете его взять?”» – вспоминала Салливан.

У Мастерса и Джонсон не было легких случаев, но этот был особенным вызовом для Салливан. Клиентом был молодой богатый мужчина, оказавшийся педофилом. Как реальный Гумберт из «Лолиты», он