Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За несколько дней терапии Салливан испробовала весь свой репертуар из лести, нежности и ласки – все вызывало у него ужасный дискомфорт. «Однажды он ласкал мою спину, и я почувствовала, как пот с его лба капает на меня», – вспоминала она. Несмотря на все старания в постели, Салливан так и не удалось вызвать эрекцию у клиента. Каждый час каждого дня они проводили вместе, пока не устали друг от друга. «Я была его соседкой по комнате, его девушкой, но он нервничал, как котенок. Ничего не получалось. Я не интересовала его. Невозможно надеяться, что любые мужчина и женщина, запертые в одной комнате, станут любовниками. Я стала для него чем-то вроде мебели».
Этот провал Мастерса стал для Салливан последним делом в Сент-Луисе. Она получила деньги и уехала домой, перенесла серию операций, восстановила внешность и вскоре вышла замуж. Во время своих периодических приездов в Сент-Луис она так и не познакомилась с Вирджинией Джонсон. «Я не помню, чтобы она при мне появлялась, – говорила Салливан. – Ей не очень все это нравилось [работа с суррогатами], так что она держалась в стороне».
При всех правовых и этических тонкостях суррогатного партнерства – в том числе и эмоционального стресса женщины, участвующей в процессе, – Салливан «никогда не считала», что ее эксплуатирует или Мастерс, или кто-либо из сотрудников. Много позже Салливан говорила, что суррогаты делают важное дело, особенно для одиноких разочарованных мужчин с сексуальными нарушениями. Те, кто осуждал эту практику, часто делали это из собственного невежества и страха перед сексом. «Мы, суррогаты, – феминистки, – настаивала Салливан 20 лет спустя. – Нам платят не за секс. Нам платят за обучение сексуальности, а секс – лишь малая ее часть. Но некоторые люди никогда не смогут мыслить иначе».
Глава 35
Кризис
Эпидемия СПИДа откатила в сторону огромное гнилое бревно, вскрыв всю кишащую под ним жизнь, поскольку она одновременно коснулась главных тем нашего существования: секса, смерти, власти, денег, любви, ненависти, болезни и паники.
С глуповатой улыбкой стоял Генеральный прокурор США Эдвин Миз III перед «Духом правосудия» – большой статуей в стиле ар-деко, изображающей полуодетую богиню правосудия с одной обнаженной грудью, – готовый предоставить доклад комиссии 1986 года, осуждающий порнографические изображения в Америке. Объявляя войну непристойности, главный офицер правоохранительных органов при президенте Рональде Рейгане настаивал, что согласованная часть сексуальной революции подошла к концу. «Несмотря на то что многие из членов общества могли привести и приводили доводы в пользу свободной сексуальности, никто из нас не считает ее приемлемой», – сообщалось в докладе Миза, представленном на пресс-конференции в Большом зале Министерства юстиции. На рынке идей больше не будет никакой политики невмешательства по отношению к сексу. «Несмотря на слабые доказательства, – сообщал главный хирург США доктор С. Эверетт Куп, присоединившийся к кампании Миза, – мы знаем вполне достаточно, чтобы сделать выводы, что порнография представляет собой однозначную угрозу здоровью американского населения».
Многие консерваторы считали, что откровенное распространение сексуальной информации в обществе, олицетворяемое Мастерсом и Джонсон, открыло врата болезням и падению нравов, превратив Америку в современные Содом и Гоморру. С мстительной уверенностью они полагали, что растущая вседозволенность и постоянные разговоры об оргазмах в СМИ привели к росту сексуальных связей до брака, супружеских измен, абортов, гомосексуальности и разводов. Их религиозные чувства оскорблялись фильмами и кабельными телепрограммами, показывающими обнаженное тело, и разными ток-шоу с обсуждениями противозачаточных пилюль, кондомов и вибраторов. Некоторые проповедники называли смертельную эпидемию СПИДа ударом молнии свыше, как Божье возмездие за сексуальную революцию, начавшуюся в 1960-х. «Я вижу некоторое духовное возрождение, касающееся стандартов поведения целого общества, которое слишком далеко зашло в своей сексуальной свободе», – провозглашал Пэт Робинсон, телевизионный евангелист с канала Си-би-эн, готовящийся в то время к предвыборной гонке 1988 года и претендовавший на место Рейгана. Маятник социума качнулся в обратную сторону, люди вроде Кристи Хефнер, директора Playboy Enterprises и члена попечительского совета Института Мастерса и Джонсон, открыто оспорили доклад Миза, позже обнаружив, что Министерство юстиции запретило магазинам 7-Eleven и некоторым другим продавать журналы Хефнера. Только федеральный иск помог вернуть Playboy на полки к популярным напиткам.
Мастерс и Джонсон не стали комментировать доклад Миза. «Многие люди неспособны воспринимать вопросы секса хоть сколько-нибудь объективно, – объяснял Мастерс. – Я всегда знал, что лучший способ справиться с общественной критикой наших исследований – это игнорировать ее». Однако к середине 1980-х Мастерс и Джонсон уже не казались такими невосприимчивыми к общественному порицанию. Много лет комментаторы одаривали восторгами обоих исследователей не только из-за их выдающихся достижений, но и потому, что они сами тщательно работали над своим имиджем. «Мастерс был богоподобным персонажем, с которым никто не решается спорить, – рассказывал журналу Time психиатр Рауль Скьяви в 1983 году. – Людей так захватили оптимистичные перспективы сексуальной терапии, что они не смотрели на данные за длительный период времени так внимательно, как стоило бы». В книгах Мастерс и Джонсон признавали некоторые свои ошибки, особенно касающиеся выборки испытуемых. Почти все подопытные были образованными людьми среднего класса «с базовым интересом <…> к сексуальной активности»: это означало, что все мужчины и женщины занимались сексом до брака и регулярно мастурбировали, испытывая оргазм. Было очень