Сейчас хорошо бы прогуляться по пляжу, проветрить голову, – и снова за работу.

Рид вел Барни домой, наслаждаясь мягким весенним воздухом. Многие дома недавно покрасили к сезону и стояли теперь нежно-розовые, ярко-голубые, светло-желтые и зеленые, с корзинами анютиных глазок или с какими-то вьюнками в оконных ящиках – он не знал, что это за цветы, но выглядело красиво.

Жители острова теперь его знали и останавливались, чтобы поболтать. Лучший способ вплести себя в ткань сообщества – всегда быть на виду и не забывать говорить приятное людям: хвалить их вазоны, выбор краски, новую прическу.

Барни по-прежнему чурался посторонних, но уже не так сильно и не всех. У него появились любимчики среди жителей деревни.

Когда они подошли к дому, из машины, стоящей на подъездной дорожке, вышел главный фаворит Барни – и Рида тоже. Барни радостно тявкнул и замахал хвостом, поэтому Рид отстегнул поводок и отпустил его.

– Наконец-то вы пришли! – Симона наклонилась, чтобы погладить собаку, а потом посмотрела вверх и рассмеялась. – Шикарная кепка, шеф!

– Мне нравится. Донна подарила.

– Донна? – Ее брови взлетели вверх. – Ну и ну. Тебя приняли.

– Похоже на то.

– Поздравляю.

Она шагнула к нему, обняла и впилась в его губы долгим, жарким поцелуем.

– Ух ты. Потрясающий способ завершить рабочий день.

– У меня самой был замечательный рабочий день, так что…

Она снова поцеловала его, и он невольно сжал в кулак ее рубашку.

– Почему бы нам не пойти…

– Мммм. – Она быстро прикусила его нижнюю губу. – Сначала дела. Отнеси в дом припасы.

– У нас есть припасы?

– У нас есть салат из макарон – еще одно коронное блюдо из моего скромного кулинарного репертуара – и замаринованные куриные грудки, любезно предоставленные Сиси. Она говорит, что если ты не умеешь жарить курицу, погугли.

– О’кей, а с меня – вино.

Рид взял с пассажирского сиденья пакет, а Симона со своей стороны достала квадратный сверток. Он таких уже видел достаточно, чтобы сразу узнать завернутую картину.

– Что там?

– Твоя русалка, как обещала. Налей мне вина, и я ее открою.

– С ума сойти. – Рид улыбнулся, поднимаясь вместе с ней на веранду, которую он – с помощью Сесила и Матиаса – перекрасил в пурпурно-розовый. – У тебя, похоже, действительно был хороший рабочий день.

– Да. А у тебя?

– Давай достанем вино, потом расскажу.

Ему начало нравиться вино, поэтому, пока Симона разворачивала картину, он налил два бокала.

Картина размером не больше квадратного метра была вся залита светом – голубое небо с розовыми и золотыми проблесками на горизонте, голубая вода с прожилками насыщенных синих тонов. Но звездой картины была русалка.

Она сидела на скале у кромки воды, ее хвост сверкал, как драгоценное украшение, синими и зелеными оттенками с радужными золотистыми вкраплениями. Русалка расчесывала золотым гребешком длинные, густые рыжие волосы, рассыпавшиеся по ее обнаженной груди, спине, животу, и смотрела с картины прямо на зрителя.

Рида поразило это лицо экзотической, неземной красоты, смелые, всезнающие зеленые глаза, идеальные губы, изогнутые в чувственной улыбке. Волна билась о скалу, разбрызгивая белую пену.

– Она… Ух ты. Прекрасная сексуальная русалка.

– Сиси сама сделала раму, она мастерица. Давай найдем ей место.

– Чуть позже. Во-первых, еще раз ух ты и спасибо. – Рид поставил картину, притянул Симону к себе и поцеловал долгим, очень долгим поцелуем.

– По-моему, у тебя был не такой уж хороший рабочий день.

– Как посмотреть. Я хочу сразу все рассказать, чтобы на сегодня об этом забыть. Сегодня утром я получил еще одну открытку.

– О Боже.

– Подожди пугаться. Ясно следующее: Хобарт все еще зациклена на мне и эмоции мешают ей думать. Выходя на общение, вместо того чтобы скрываться, она дает нам зацепку.

– Она хочет тебя убить!

– Однажды уже пробовала, – напомнил он. – Ей следовало бы затаиться на время, дать мне обо всем забыть, а затем внезапно атаковать. А она оставляет след и указывает время. Не только мне, но и ФБР. Джакоби уже изучает открытку.

– Если ты пытаешься меня успокоить…

– Не пытаюсь. Она опасная, сумасшедшая, кровожадная психопатка. Ты не только находишься на острове, ты здесь со мной. Она пока не знает, что мы вместе, но рано или поздно выяснит и захочет убить нас обоих. Я не успокаиваю тебя.

– Теперь ясно. – Симона вздохнула. – Расскажи про открытку.

– Она из серии «Думаю о тебе»… – Рид рассказал все до конца, достал свой телефон и показал ей фотографии.

– И снова прядь волос, – покачала головой Симона. – Это ведь не Макмаллен? Слишком большой перерыв.

– Макмаллен по каким-то причинам попала для нее в другую категорию.

– Значит, бедная Трейси, да?

– Я так думаю. Судебно-медицинская экспертиза подтвердит.

– Я мало ее знала и в основном через Ми…

Рид поднял голову.

– Я люблю тебя. Этот остров – мой дом, я даже завел собаку. Люди, которые здесь живут, которые сюда приезжают… за них сейчас отвечаю я. Мне нужно, чтобы ты мне доверяла. Не сомневайся, я обо всем позабочусь.

Симона подумала о скульптуре, о сердце и душе этой скульптуры. Она знал, что он за человек.

– Я доверяю тебе. Ты заставишь Хобарт заплатить за Трейси и других, не сомневаюсь. И хорошо, что ты сразу мне все рассказал; теперь мы можем отложить эти мысли на потом.

– Хорошо, давай так и сделаем. Проведем нормальный вечер.

– Нормальный мне подходит.

– Договорились.

Рид внезапно подхватил ее на руки и направился к лестнице.

– Это что такое?

– Это я, как Ретт Батлер, несу тебя вверх по лестнице в постель.

– Это нормальный вечер?

– В моем понимании, да.

Он донес ее до спальни, бросил на кровать, накрыл своим телом.

– Ты сама начала. Поцелуй возле дома помнишь? Теперь я должен довести дело до конца.

Барни, который уже бывал свидетелем подобного поведения, улегся на своем лежаке с плюшевой собачкой.

– Раз начала я, то я и должна доводить дело до конца.

– Пожалуйста, даю тебе полную свободу.

Он прижался к ее губам.

Все, что я хотела, подумала Симона.

Он раздел ее медленно, снимая одну вещь за другой. Не торопясь, потому что уже был ею пьян. Провел руками по теплой голой коже, пробежался по ней губами. Казалось, время замедлилось, а воздух сгустился. Каждый вздох, каждый шепот взмывали вверх и улетали, тихо и легко как бабочка, пока они двигались вместе, соединяясь воедино.