пузыри, как Теодор в ужасе мотает головой из стороны в сторону. Острое окровавленное перо неподвижно, словно пытаясь затаиться, лежало на ковре. Кто-то у нее за спиной с удивлением выругался, опершись руками на спинку ее стула, и она узнала голос приятеля Боуди.

Словно потеряв вдруг опору, Уоррен, задыхаясь и надрывно кашляя, бухнулся животом на стол. Глаза с бешено расширившимися зрачками остановились на Уинифред, и она похолодела.

– Я любил тебя, – со свистом выдавил он. – Как дочь.

Уоррен отнял от раны руку, словно держать ее стало слишком тяжело. Кровь хлынула фонтаном, заливая его кожу и воротник. Он хотел встать, но сумел только немного приподнять голову и посмотреть на Теодора. Юноша посерел от ужаса, на его щеках блестели ручейки слез.

Мужчина раскрыл рот, но вместо слов с его губ сорвался еще один кровавый пузырь. Он уронил голову и больше уже не двигался. Лужа крови не удержалась на краю столешницы и тоненькой струйкой полилась на ковер.

Наверное, Уинифред должна была почувствовать себя освобожденной. Ее хозяин наконец-то мертв. Она желала ему смерти – и вот он мертв. Но вместо этого она ощутила тяжелую, ошеломительную усталость.

О, Уоррен был умен. Он полагал, что одолеет ее даже после смерти. Если бы Уинифред поверила его прощальным словам, чувство вины наверняка преследовало бы ее всю оставшуюся жизнь. Но она знала, на что он рассчитывал. И она знала, что вместо любви получила от него кое-что получше – холодный рассудок. Она знала, что он любил ее не больше, чем письменный стол, фамильный перстень или хороший табак. Не больше, чем вещь. Выходит, свои последние слова он потратил совершенно впустую. Уинифред почувствовала, как ее охватывает злорадное торжество, однако оно схлынуло так же быстро, как и пришло.

Уоррен неподвижной тушей лежал на столе, раскинув руки так, словно пытался удержаться за его деревянную поверхность. В смерти он уже не казался Уинифред крепким или внушительным, теперь он был просто огромным.

Теодор отвел взгляд от тела отца. Его блестящие глаза забегали по комнате, не в силах остановиться на чем-то хотя бы на мгновение. Обескровленные губы дрожали. Казалось, им завладело одно-единственное чувство – мука.

Наконец он выхватил взглядом лицо Уинифред, а потом – людей за ее спиной.

– Развяжите ее, – нетвердым голосом приказал Дарлинг.

Видимо, они замялись, потому что юноша схватил со стола револьвер Уинифред и, не мешкая, наставил оружие на них.

– Быстро!

Мужчины послушались, чьи-то заскорузлые пальцы принялись распутывать узел. Скорее всего, подручные Уоррена не знали, что оружие разряжено. А может, убийство их вожака придало словам Теодора некий вес.

От чужих прикосновений ее бросило в дрожь отвращения. Потом пальцы, вынимая руку из узла, стиснули ее сломанное запястье, и на секунду все вокруг полыхнуло белым. Уинифред задохнулась и выгнула спину от волны оглушительной боли.

– Аккуратнее! – рявкнул Теодор.

До этого он не решался к ней приблизиться, а теперь встал рядом, не спуская с мушки людей за ее спиной. Уинифред отметила, что у него чистые, без капельки крови манжеты.

Наконец она почувствовала, что ее руки освободились, и с облегчением подтянула холодные негнущиеся пальцы к груди, не решаясь растереть запястья. Дарлинг бросил на нее вопросительный взгляд, и Уинифред, не оборачиваясь, вполголоса обратилась к подручным своего мертвого хозяина:

– Убирайтесь из города. Я даю вам время до утра. Если посмеете ослушаться, я выслежу вас и убью. То же самое передайте остальным.

У нее не было ни малейшего желания исполнять свою угрозу, но она надеялась, что ее репутация сыграет ей на руку. За то, что они сделали с Рози, их следовало бы прикончить. Но на сегодня убийств достаточно.

К ее удивлению, незнакомый голос с облегчением произнес:

– Благодарю вас, мисс Бейл! Мы сейчас же…

– Да-да, разумеется, – одновременно с ним забормотал дружок Боуди.

Оба торопливо зашаркали к выходу, и Уинифред пришло в голову, что они растеряны не меньше ее самой, поэтому и следуют приказам столь безропотно. Они тоже свободны, но что им с этой свободой прикажете делать?

Дверь захлопнулась, и они остались одни. Теодор опустил голову и руки, не глядя на Уинифред. Она медленно, с усилием поднялась со стула и приглашающим жестом распахнула объятия. Дарлинг только этого и ждал. Он обхватил ее обеими руками и, склонившись к ее плечу, разрыдался. Все его тело сотрясалось от отчаянного, разрывающего душу плача. У нее кружилась голова. Уинифред поглаживала его здоровой рукой по волосам, осторожно распутывая слипшиеся от крови пряди на затылке. Юноша согнулся в три погибели, и теперь их головы были на одном уровне, а его сдавленные рыдания раздавались у нее под самым ухом. Ничего не говоря, она ждала, пока Теодор успокоится. Ее поразила собственная отстраненность. Вместо тоски, паники или ненависти Уинифред ощущала только жалость к его горю. В конце концов, он – нежный чуткий юноша, собиравший в саду улиток и в жизни не причинивший никому зла, – только что прикончил собственного отца.

Когда его всхлипы начали стихать, Дарлинг выпустил ее и отвернулся, отирая глаза рукавом. Его нос и губы раскраснелись от слез.

– Идем, – ласково позвала его Уинифред. – Я отправлю тебя домой. Лаура сумеет позаботиться о тебе лучше меня.

– А как же ты?

У нее сдавило горло. Втайне она боялась, что он согласится и уедет, оставит ее здесь, но Теодор не отказался от своих слов.

– Я должна остаться, – прошептала Уинифред. – Я должна…

– Ничего ты не должна, – настойчиво оборвал ее Дарлинг. – Ты ничего больше не должна. «Рассвета» больше нет, Винни.

– «Рассвета» больше нет, – едва шевеля губами, повторила она, а потом сфокусировала отсутствующий взгляд на лице юноши. – Но как быть с девочками? И… с телами?

– Мы разберемся вместе. Оставим девочек мисс Гэмпстон, а тела… О, Винни, уедем отсюда, заклинаю! – В отчаянии он поймал ее за обе руки, нежно подхватывая сломанную. – Как ты и хотела! Уедем навсегда! Ты свободна! Мы свободны!

Уинифред закивала, крепко стиснув губы, – ей казалось, она тоже разрыдается, если произнесет еще хоть слово. Теодор повлек ее за собой к выходу из кабинета. Они так вцепились друг в друга, что было неясно, кто кому служит опорой.

Когда юноша взялся за ручку, Уинифред кое о чем вспомнила.

– Погоди. – Выдернув свою руку из его, она окинула взглядом темный кабинет. – Разожги огонь.

– Что ты…

– Я освобожу их всех.

Уинифред, обойдя распластанный на столе труп, вынула из ящика перочинный нож и направилась к шкафу. Поддев замок лезвием, она с треском выломала его из дверцы.

– Он был прав