- Какой шум?

- Я слышу какой-то шум.

- Это дождь. Хлещет по стеклу.

- Здорово. А у нас жара как в печке.

- Поэтому я и спрашиваю о билетах.

- Я написала тебе письмо.

- Письмо куда?

- В Круазик "до востребования". Через неделю пойди на почту.

- Первое письмо от тебя. Прочту с превеликим удовольствием.

- Насчет удовольствия - не знаю.

- Дженни, что-нибудь изменилось?

- Ничего не изменилось, Тони. Я по-прежнему тебя жду. Просто я не смогу приехать в Париж. Не получается.

- Самурай-кровопийца не отпускает? Эксплуатирует детский труд?

- И то и другое, Тони, кто-то из нас двоих должен зарабатывать деньги. Ну вот, обиделся. Теперь понимаешь, почему я предпочла подробно объяснить все в письме? В Америке туго с отпусками. Япошка со скрипом разрешит мне одну поездку. Либо Париж, либо Израиль... Тони, если бы ты был миллионером и взял нас с Элей на содержание...

- Значит, все дело в деньгах?

- Тони, ты как ребенок. Всегда, всюду все дело в деньгах. И моя работа на фирме заключается в том, чтобы следить за балансом...

Дождь прекратился так же внезапно, как налетел. С цивилизованной набережной Круазика смыло публику. Официанты скучали в дверях ресторанчиков. Зато на рыбном причале орали и суетились чайки. Рыбный причал служил для них домом. Рыбацкие суда приходили утром, а чайки тут дежурили круглосуточно. То, что называется: "не отходя от кассы". Они плотными рядами сидели вдоль бортиков, сталкивали друг друга, взлетали, пикировали в воду, находили себе свободное место на бортике и опять собачились и базарили. Что они делили? Ведь рыбы не было... Я прислушался к их крику, и мне показалось, что на разные голоса они вопили одно слово:

- Деньги, деньги, деньги!

* * *

Удивительно, но я воспринял эту новость с некоторым облегчением. И не потому, что я мог себе позволить остаться в Круазике еще на пару недель (хотя кто знает? такое близкое и продолжительное общение с детьми случалось не так часто, и учитывая мои намерения слинять из Европы...), и не потому, что тем самым снимались финансовые проблемы (программу-минимум я бы обеспечивал, однако я замахивался на программу-максимум), - нет (ехидный вопрос: почему "нет", профессор? а если "да"?), нет, десять раз "нет!" (десять раз достаточно?) На мой взгляд, Дженни поступила разумно, согласно моей (мужской) логике. Если у нас, у обоих, действительно серьезные планы на будущее, то тогда ее поездка в Париж - авантюра. Конечно, обидно, досадно - ждал, готовился, хотелось бы увидеться, и, вообще, своего рода подстраховка - но это, скорее, женская логика. Как будто мы с Дженни поменялись местами. Я торопил события, как влюбленная баба, а она рассудила строго, по-мужски. Над нами висит госпитальный долг, и я пока ничего не добился от американских университетов. Сначала надо решить эти вопросы, капитальные, все остальное - блажь. В конце концов, от арифметики никуда не денешься, и, наверное, Дженни выписала цифры...

Интересно, что все-таки она мне написала?

Я приходил на почту к окошку "до востребования", как на работу. Письмо затерялось. Что естественно. Ведь Дженни не знает почтовый код Круазика.

Глазам своим не поверил, когда мне вручили конверт.

Вскрыл дрожащими пальцами. Прочел. Сел в кафе, выпил кофе, закурил, перечитал. Посмотрел листок на свет.

"Не обижайся. Тебе только кажется, что если все идет не так, как ты задумал, то это личное оскорбление. Ничего подобного. Факт, что все идет не так, как ты задумал, говорит о том, что грех претендовать на роль Г.Б. (На роль Господа Бога, Тони. А ты что подумал?) (Я уже говорил, скажу еще раз. Колоссальную вещь сотворил русский язык, по еврейским законам имя Бога нельзя упоминать вообще - никакого панибратства! Если бы ортодоксальная церковь переняла этот канон, то Гос. Безопасность и Господь Бог имели бы двуликое сиамство. Г.Б. и Г.Б. Вот это да! Молох и созидание - классический закон единства и борьбы противоположностей.)

...Странно, что сегодня есть прямая возможность поспать, а я ни свет ни заря глаза продрала и строчу это письмо. Мне обидно тебя обидеть, потому что такое чувство, будто я обижаю саму себя. Я не могу ехать в Париж, хотя мне, конечно, очень хочется увидеть тебя на фоне этого города. Я вдруг поняла, что у меня нет сил превратиться из миража в реальность. Я могу от этого умереть...

...Мне очень скучно часто, хотя бывает и хорошо тоже. Элю досрочно перевели в последнюю группу садика, специально звонили мне в офис, поздравляли. Я родителям звоню, хвастаюсь, говорю: "Представляете себе? Ее перевели досрочно! Вот это да!" А папа мне: "Да, доченька, мы представляем, представляем". Я на секунду обижаюсь, потом смеюсь - действительно, уж кто себе представляет, так это они, родители самого показательного ребенка в радиусе 100 км, какой я была в Риге.

Как смешно тасуется колода или причудливо - Булгаков так говорил. (Булгаков - это что-то тебе говорит, герр профессор?)

...Сегодня я буду бездетная на часов шесть - восемь, вот уж разгуляюсь...

Ты знаешь, я порой удивляюсь, почему искусствоведы пытаются найти у Босха признаки какого-то потустороннего источника вдохновения, потому что, по мне, жизнь - не на Марсе, просто жизнь - такая причудливая штука, что лучше, чем картиной Босха, ее не охарактеризуешь".

Еще раз прочитал. Да, много туманного, тревожного и загадочного. Особенно по поводу боязни превратиться из миража в реальность. Но потом я подумал, что это чисто женская логика - ведь я еще не вернулся в Лос-Анджелес, и Дженни элементарно себя подстраховывает. Все правильно. А главное, вместо того чтобы тыкать мне в нос цифрами, Дженни написала красивое и, в общем-то, ободряющее письмо. И намеки, что, мол, бывает хорошо и вот разгуляюсь - понятны. Она любит повторять: "Не я, ты от меня уехал". Значит, не заплывай жирком, сомневайся, нервничай и помни: нельзя женщину оставлять одну на долгий срок.

Какая умная девочка!

Словом, я себя успокоил. Ou presque. У меня был богатый профессиональный опыт находить в каждой критической ситуации нечто благоприятное. Нутром я, конечно, чувствовал: это очень плохо, что она не приедет. И может, она ждет, что я устрою истерику по телефону с упреками и мольбами, но это лишь усугубит дело, и меня же побьют моей, мужской, логикой. Причудливо тасуется колода. Мне больше не прет козырная масть, значит, не надо ломать карту. Принять как должное. В любом случае нельзя делать глупости, которые от тебя ожидают (первая заповедь разведчика!). Не помню, есть ли в Лувре картины Босха? Если нет, куплю альбом, полистаю, может, озарит...

А когда соберусь с духом и позвоню, то не буду выспрашивать, что именно она имела в виду за каждой строчкой. Не нужно допытываться, не нужно комментировать. Просто скажу: "Дженни, ты написала хорошее письмо".