– То убийство, которым ты занимался десять дней назад, уже расследовано?

– Да.

– Ничего неясного?

– Нет. Если ты имеешь в виду психологическую сторону, то это совершенно неинтересно. Оба надрались сверх всякой меры. Тот, кто жил в этой квартире, поддевал другого, пока у того не лопнуло терпение и он не ударил того, первого, бутылкой. Потом перепугался и нанес ему еще двадцать ударов. Впрочем, ты ведь это уже знаешь.

– А что было потом? Он не пытался спастись?

– Да. Пошел домой и завернул в бумагу свою окровавленную одежду. Потом взял пол-литра денатурата и отправился под Сканстульский мост. Достаточно было подъехать туда и спокойно забрать его. Какое-то время он все отрицал, а потом начал хныкать. – Кольберг помолчал и потом добавил, по-прежнему не отрываясь от газеты: – У него просто не все дома. Сканстульский мост! Он вроде бы думал, что полиция не будет искать его там. В общем, поступил просто, как умел. – Кольберг опустил газету и посмотрел на Мартина Бека. – Вот именно, – сказал он. – Поступил просто, как умел. – И снова углубился в газету.

Мартин Бек наморщил лоб, вытащил список, полученный от Кольберга, и снова прочел его. Он перечитывал его снова и снова до тех пор, пока они не оказались над Стокгольмом. Мартин Бек сложил бумаги и пристегнул ремень. Потом наступили обычные неприятные минуты, когда самолет швыряло порывами ветра и он скользил по невидимой горке. Палисадники и крыши, два прыжка по асфальту, и наконец Мартин Бек мог облегченно вздохнуть.

Ожидая багаж в зале, они обменялись несколькими фразами.

– Вечером уедешь из города?

– Нет, еще немного подожду.

– Странно все-таки с этим Матссоном.

– Да.

– Меня это раздражает.

Посреди Транебергского моста Кольберг сказал:

– А еще больше меня раздражает то, что я по-прежнему должен думать об этом дурацком деле. Матссон был мерзавцем. Если он действительно исчез, то человечество от этого только выиграло. Если он куда-нибудь смылся, его кто-нибудь рано или поздно схватит. Это не наше дело. А если с ним в этой Венгрии действительно что-то произошло, то это тоже нас не касается. Разве я не прав?

– Конечно прав.

– А что, если он теперь действительно исчезнет, словно под землю провалится. Это значит, что придется ломать себе голову над этим десять лет. Черт возьми, ну и работенка.

– Ты не очень силен в логике.

– Нет. Вот именно, – сказал Кольберг.

В управлении полиции было непривычно тихо и спокойно, ведь сегодня была суббота и, несмотря ни на что, все-таки лето. У Мартина Бека на столе лежало несколько неинтересных писем и записка от Меландера: «В квартире пара черных полуботинок. Старых. Давно не ношенных. Вообще ни одного костюма».

За окном ветер раскачивал кроны деревьев и бросал в стекла мелкие капли дождя. Мартин Бек думал о Дунае, пароходиках и порывах ветра с раскаленных холмов, о венских вальсах, о теплом, нежном ночном воздухе, о мосте, о набережной. Мартин Бек осторожно ощупал шишку на затылке, вернулся к столу и сел.

Вошел Кольберг, посмотрел на записку Меландера, почесал живот и сказал:

– Очевидно, это все-таки наше дело.

– Похоже на то.

Мартин Бек немного поразмышлял. Потом сказал:

– Ты отдавал где-нибудь паспорт, когда был в Румынии?

– Да, полиция забрала его у меня прямо в аэропорту. Я получил его обратно в гостинице приблизительно через неделю. Я видел, что он лежал в ячейке для писем несколько дней, прежде чем они отдали его мне. Это была большая гостиница. Полиция ежедневно привозила кучу паспортов.

Мартин Бек придвинул к себе телефон.

– Будапешт, двадцать девять – восемьдесят три – семнадцать, частный разговор, майор Вильмош Слука. Да, майор С – Л – У – К – А. Нет, в Венгрии.

Он снова подошел к окну и молча посмотрел на дождь. Кольберг сидел в кресле для посетителей и разглядывал светлые полумесяцы на ногтях правой руки. До той минуты, когда зазвонил телефон, ни один, ни другой не пошевелились и не произнесли ни слова.

Кто-то сказал на ломаном немецком языке:

– Да, майор Слука сейчас подойдет.

Звук шагов в управлении полиции на площади Ференца Деака. Потом раздался голос Слуки:

– Добрый день. Как у вас там, в Стокгольме?

– Дождь и ветер. И холодно.

– А у нас сегодня больше тридцати градусов, это уже многовато. Я только что подумал, не сходить ли мне в «Палатинус». Есть что-нибудь новенькое?

– Еще нет.

– У нас тоже нет. Мы еще не нашли его. Могу вам чем-нибудь помочь?

– Сейчас, в туристический сезон, иногда случается, что иностранцы теряют паспорта?

– К сожалению, да. У нас всегда с этим хлопоты. К счастью, этим занимается не мой отдел.

– Вы могли бы оказать мне любезность и выяснить, заявлял ли какой-нибудь иностранец после двадцать первого июля об утере паспорта в «Ифьюшаге» или «Дунае»?

– Конечно, с удовольствием. Но, как я уже сказал, этим занимается не мой отдел. Вас устроит, если я сообщу вам об этом до пяти часов?

– Можете звонить в любое время. И еще кое-что.

– Да?

– Если кто-то заявил об утере, как вы думаете, можно будет получить хотя бы какое-нибудь приблизительное описание этого человека? Хотя бы в общих чертах, как он выглядел?

– Я позвоню в пять. До свидания.

– До свидания. Надеюсь, вы еще успеете в купальню.

Он положил трубку. Кольберг подозрительно смотрел на него.

– В купальню? Слушай, в какую купальню?

– Серная ванна – сидишь в таких мраморных креслах под водой.

– Ага.

Минуту было тихо. Кольберг почесывал голову. Наконец он сказал:

– Значит, в Будапеште на нем были синий блейзер, серые брюки и коричневые туфли.

– Да. И еще плащ.

– А в чемодане был синий блейзер?

– Да.

– И серые брюки?

– Да.

– И коричневые туфли?

– Да.

– А вечером перед отъездом на нем были темный костюм и черные туфли?

– Да. И плащ.

– И в квартире нет ни туфель, ни костюма?

– Нет.

– А, черт, – в сердцах сказал Кольберг.

– Вот именно.

Атмосфера в кабинете словно разрядилась, она уже не была такой напряженной. Мартин Бек порылся в ящике письменного стола, нашел высушенную старую сигарету «Флорида» и закурил. Так же как и его коллега в Мальмё, он пытался отвыкнуть от курения, однако делал это с такой же решительностью.

Кольберг зевнул и взглянул на часы:

– Может, сходим куда-нибудь поедим?

– Почему бы и нет?

– В «Оловянную кружку»?

– Я тоже так думаю.

23

Ветер стих, в Ваза-парке частые капли дождя тихо падали на двойной ряд киосков по продаже лотерейных билетов, карусель и двух полицейских в черных дождевиках. Карусель вращалась, и на одной из жестяных лошадок