настолько неожиданной, что страх рассеялся. Фраффин шагнул в серебристый уют своего кабинета, недоумевая, как такое могло прийти ему в голову.

7

Терлоу сидел за рулем своей машины и курил трубку. Поляризованные очки лежали на сидении рядом. Взгляд доктора был устремлен в вечернее небо через поблескивающие на стекле капли дождя. Глаза болели, стекающие по стеклу капли расплывались, напоминая слезы.

Старенький двухместный фургон давно пора было заменить, но Терлоу никак не мог перестать копить на дом… Привычка откладывать деньги появилась в ту пору, когда он думал жениться. Теперь же доктор суеверно цеплялся за нее, теша себя надеждой, что прошедший год еще можно будет как-то стереть из жизни.

«Зачем Рут меня вызвала? – гадал он. – И почему сюда, где мы встречались раньше? К чему такая секретность?»

После убийства прошло двое суток, но случившееся до сих пор не укладывалось в голове. Когда о его причастности упоминали в новостях, речь будто шла о ком-то другом – смысл слов ускользал и размывался, как капли дождя на стекле. Психологу казалось, что вся его жизнь теперь состоит из отголосков психоза Джо Мерфи и агрессивной реакции горожан.

Люди требовали смерти Мерфи, и беспощадность толпы угнетала так же, как и свирепость только что пронесшегося ненастья.

«Свирепая буря, – повторял Терлоу. – Буря свирепости».

Он взглянул на эвкалиптовые деревья слева, прикидывая, давно ли ждет. Незаведенные часы остановились. Рут опаздывала. Как всегда.

Буря и в самом деле была свирепой. Свинцовое небо заволокли тяжелые тучи. Росшие вокруг эвкалипты наполнились тревожным щебетом птиц, потом высоко в кронах завыл ветер, и полил дождь – крупные капли били в землю, разбрызгиваясь во все стороны.

Теперь заходящее далеко на западе солнце окрасило верхушки деревьев в оранжевый цвет. С листьев то и дело капала вода. Коричневые стволы деревьев утопали в стелящейся по земле дымке. У корней и в траве, росшей на открытых участках вдоль грязной дороги, стрекотали насекомые.

«Интересно, что букашки помнят о грозе?» – подумал Терлоу.

Он вполне понимал психологию толпы, жаждущей законной расправы, а вот отношение городских властей повергло его в шок. Они пытались не допустить профессионального освидетельствования Мерфи. И шериф, и окружной прокурор Джордж Парет, и все прочие официальные лица прекрасно знали, что Терлоу предупреждал о припадке безумия, который стоил Адель Мерфи жизни. Признай они сейчас этот факт, Джо объявили бы невменяемым и казнь не состоялась бы.

Парет уже приложил руку, позвонив начальнику Терлоу. О докторе Леруа Вейли, заведующем психиатрическим отделением окружной больницы Морено, по всему штату ходила слава психолога-марионетки – он неизменно давал заключения, угодные прокуратуре. Вейли, как и ожидалось, объявил Мерфи психически здоровым и «ответственным за совершенное деяние».

Терлоу бросил взгляд на свои бесполезные часы. Они остановились в 2:14, а время близилось к семи. Скоро должно стемнеть, почему Рут до сих пор нет? И почему они должны встречаться тайком, на старом месте их свиданий? Его коробило от такой секретности.

«Ведь я не стыжусь того, что нас увидят вместе!» – мысленно возмущался он.

Терлоу приехал прямо из больницы, где Вейли недвусмысленно дал понять, что лучше ему в это дело не вмешиваться и на время вообще забыть о своей роли судебного психолога.

Доводы Вейли звучали вполне убедительно: «ввиду личной заинтересованности… ваша бывшая девушка… ее отец», но Терлоу не сомневался: шеф прекрасно осведомлен о его экспертном заключении относительно Мерфи, которое находилось теперь в Службе пробации. Этот документ явно шел вразрез с официальными заявлениями Вейли.

Заведующий психиатрическим отделением приехал в больницу на совещание о возможности выписки одного из пациентов. Терлоу мысленно прокрутил встречу, сознавая, как сильно уязвил самолюбие Вейли.

Все собрались в ординаторской, пропахшей хлоркой и мастикой: протестантский капеллан Хардвик – светловолосый щупленький человечек, неизменно носивший не по размеру большие костюмы, в которых казался еще меньше, старшая сестра миссис Норман – седоволосая матрона с обширным бюстом и каменным лицом, над которым белел всегда ровно сидящий чепец, и доктор Вейли. Твидовый костюм еле сходился на его тучных телесах, подернутые сединой виски и начисто выбритые розовые щеки сочетались с настороженным, холодным взглядом водянистых глаз.

Едва заметный за обшарпанным овальным столом сидел пациент; на больничной метке значились номер и имя «Питер». Умственные способности семнадцатилетнего парня были ограничены недостатком хороших генов, возможностей, приличного образования и питания. Недостаток проявлялся во всем его облике: прилизанные белесые волосы, полуприкрытые голубые глаза, тонкий нос, острый подбородок, поджатые губы – он как будто весь съежился и ушел в себя.

Снаружи светило солнце, зеленела трава, пациенты приводили в порядок клумбы к весне. Внутри же ощущался лишь страх пациента перед Вейли, который вел себя как прокурор на допросе.

– Чем думаешь заняться после выписки? – спросил он.

Не отрывая глаз от стола, Питер промямлил:

– Продавать газеты или чистить обувь, чем-то таким.

– Так много не заработаешь. Клиентов привлекают только большие киоски на оживленных перекрестках, – сказал Вейли.

Терлоу недоумевал, зачем психиатр осаживает парня вместо того, чтобы его подбодрить. Он представил себе реакцию Вейли, если бы сам занял место пациента и начал объяснять, что за штуку он видел в ночь убийства: «нечто наподобие летающей тарелки с существами, наблюдавшими за убийцей».

Миссис Норман тем временем листала документы Питера, поступившие из социальной службы, явно не слушая Вейли. Капеллан придвинул к себе папку Терлоу с психометрическим анализом, но заглядывать в нее не спешил – его внимание было всецело поглощено работающим в саду разбрызгивателем.

– Расскажи нам, Питер, как вообще обстоят твои дела, – продолжал Вейли. – Какое у тебя сегодня настроение?

– Хорошее.

– Ты еще наведываешься в швейную мастерскую? Мне кажется, такая работа подошла бы тебе лучше всего.

– Да, я работаю у них с тех пор, как сюда попал.

– А сколько времени ты уже здесь?

– Скоро два года.

– И как тебе?

– Неплохо. Только все думаю, когда вы меня отпустите, чтобы я мог вернуться домой и помочь матери.

– Мы тебя для того и позвали, – сказал Вейли, – чтобы это обсудить.

– Мне уже полгода обещают, – пробубнил Питер. – Зачем меня тут держат? Капеллан говорил, – парень искоса взглянул на Хардвика, – что вы напишете маме и спросите, хочет ли она, чтобы я вернулся. И если да, то он отвезет меня домой.

– Твоя мама нам пока не ответила.

– А мне она написала письмо, что хочет забрать меня домой. Капеллан сказал, что если вы отпустите, он отвезет меня домой. И я не понимаю, почему меня не отпускают.

– Все не так просто, Питер. Капеллан один не решает.

Хардвик раскрыл папку и притворился, что изучает